«Здравствуйте, граждане осужденные!» – громко обращается к нам подполковник.

«Здравия желаем, гражданин начальник!» – орем мы. Колонна останавливается. По команде «Направо» мы поворачиваемся лицом к участникам слета. Нас снимают на камеру и фотографируют. Я слышу каверзный вопрос одного из гостей, обращенный ко всем:

«А бывшие блатные среди вас есть?» – спрашивает он.

«Конечно, есть!» – отвечает наш зампобор.

Из строя выходят сразу два человека. «Осужденный такой-то, бывший смотрящий за тюрьмой», – представляется первый.

«Бывший смотрящий за зоной», – представляется второй.

«Ну и как у вас складываются отношения с администрацией?» – не унимается гость.

«Отношения с администрацией у нас складываются хорошо, – отвечает один из них. – Мы всегда находим общий язык».

На сегодня спектакль окончен. Все довольны. Честь мундира спасена. Мы возвращаемся в отряд за заслуженной наградой. Вместо маршировки нам показывают какой-то очередной фильм ужасов. На мою просьбу посмотреть по телевизору новости на меня смотрят как на сумасшедшего…

А бывшие блатные прекрасно уживаются с дневальными. Они вместе кушают, смотрят телевизор и беззаботно играют в футбол…

В отряде живет гонимый всеми угловой Артем. Московский парень двадцати трех лет от роду. Жизнь его складывается очень непросто. Он гей. Сидит во второй раз за кражу. На свободе работал в ночном клубе и, обокрав своего клиента, попал в тюрьму. Артем ВИЧ-инфицированный. Сначала его распределяют в специальный, шестой отряд, где содержатся только инфицированные. Отношения с окружающими у него не очень-то складываются. На него возложена обязанность убирать туалет, а кроме того, он становится объектом сексуальных утех озабоченных зэков и регулярно подвергается насилию. После попытки повеситься Артемку переводят в карантин.

Нельзя сказать, что его жизнь здесь значительно улучшилась. Артем с утра до ночи моет туалет и выносит на помойку использованную туалетную бумагу. В перерывах между этими занятиями он стирает личные вещи дневальных – полотенца, майки, трусы, носки. В перерывах между этими перерывами его регулярно бьют дневальные. Ссадины и синяки не сходят с его лица. А по ночам местные царьки карантина заставляют Артема вспоминать вольную жизнь, используя его для плотских утех. Артем не выдерживает, вскрывает себе вены и… опять попадает в шестой отряд для ВИЧ-инфицированных.

Позже, находясь в другом отряде, я услышу следующую историю об Артеме. Один полублатной зэк, цыган по прозвищу Будулай, начал приставать к Артему. Цыган просил его сделать то, что Артему было несвойственно. Цыган настаивал, чтобы Артем в известном процессе играл активную роль. «Не могу! – отчаянно сопротивлялся Артем. – Если меня, то пожалуйста! А сам я ну никак не смогу». Цыган не отставал. Артем пожаловался на ловеласа местным блатным. «Да ты что, гадина, на мужика наговариваешь?!» – не поверили те Артему. Но, уступив его настойчивости, все-таки решили проверить цыгана.

«Назначай свидание! – сказали блатные. – Мы будем рядом, в засаде. Если что – прикроем».

Наступила ночь, и наша парочка, стараясь не привлекать ничьего внимания, пробирается на место свидания – в помещение воспитательной работы. Не знал Будулай, что ждет его там засада. В самый ответственный момент включается свет, и изумленным взорам зэков предстает обнаженный Будулай, находящийся в недвусмысленном положении. Он не растерялся и выпрыгнул в окно второго этажа, пробив стекла. Непостижимым образом за считаные секунды он сумел преодолеть высоченную ограду локального сектора, снабженную специальными барабанами – вертушками с колючей проволокой. Захочешь перелезть, возьмешься за реечку, подтянешься, а барабан крутится вниз. А ты остаешься на месте, как белка в колесе.

Голый цыган с криками «Спасите, помогите, убивают!» залетел в расположенную на аллее будку секторов – помещение, где находятся сотрудники колонии, следящие за передвижением зэков. Ни один осужденный не выйдет из локального сектора без ведома дежурного милиционера. Этой ночью цыган ворвался в их сон. Цыгана спасли, предоставив ему убежище в карантине.

С каждым днем становится все холоднее и холоднее, наступает осень. Нам выдают тоненькие телогреечки все с той же белой полосочкой. Телогрейка не спасает от холода, и я жду спасительную посылку из дома с теплыми вещами. Внезапно в моем пребывании в карантине обнаруживается большой плюс. Появляется возможность звонить по телефону-автомату. Пишешь на имя начальника колонии заявление: «Прошу разрешить телефонные переговоры с таким-то, проживающим по такому-то адресу. Телефон такой-то. Продолжительность разговора не более пятнадцати минут». Завхоз карантина подписывает заявление у начальника отряда, тот у начальника колонии, и в сопровождении дневального тебя ведут к телефону-автомату. Все бы было хорошо, но для звонков этих требовались телефонные карточки с пин-кодом. Карточки можно было купить в ларьке раз в месяц.

Ларек – важное место в жизни каждого зэка. Потратить можно не более двух тысяч рублей в месяц. В ларек ходят далеко не все осужденные, так как деньги есть не у всех. Завхоз выясняет, кому из карантина можно идти в ларек. Идут дневальные, так как они все получают зарплату. Не много, но по тюремным меркам достаточно. Мужикам на промзоне за эти деньги вкалывать приходится до седьмого пота. Я тоже вхожу в число счастливчиков. Пока я сидел в СИЗО, мне многие знакомые переводили деньги, и у меня накопилась изрядная сумма – семьдесят тысяч рублей. Для города Владимира, особенно для зэков, это бешеные деньги. Знает начальник отряда – знает завхоз, знает завхоз – знают дневальные. Известие, что у меня на счете лежит такая сумма, становится новостью дня и предметом бурных обсуждений. До меня доносятся приглушенные разговоры и комментарии: «А еще говорит, что не воровал!» Эту историю про себя я еще услышу не раз. Она разрастется, исказится и обрастет вымыслами. «Говорят, что у тебя на счете в колонии миллион лежит», – доверительно говорят мне зэки.

Шакалом скачет около меня Назар, не в первый раз выпытывая: «А какая у тебя была зарплата?» На меня со всех сторон сыплются просьбы что-нибудь купить. У многих нет мыла, зубной пасты и других элементарных вещей. Мы выдвигаемся в ларек. Заходим в небольшой магазинчик с прилавком и полками, заставленными товарами. Консервы, чай, сигареты, конфеты, зефир, зубная паста – далеко не полный перечень товаров. В магазине работают две продавщицы и заведующий, которого осужденные ласково-заискивающе называют Палыч. В прошлом тюремщик, уйдя на пенсию, он решает продолжить работу с осужденными и устраивается на работу в ларек. Сын его, подполковник, работает здесь же – заместителем начальника колонии по безопасности и оперативной работе.

Несмотря на завышенные цены, отличающиеся от тех, что на свободе, раза в полтора, весь товар пользуется спросом и расходится на ура. Выбора нет. Хочешь – бери, не хочешь – уходи. Палыч может многое. Он может отложить особо дефицитный товар, может разрешить отовариться на большую сумму. Дождавшись своей очереди, первым делом ты попадаешь к Палычу. Он смотрит, сколько у тебя есть денег на лицевом счете, и спрашивает сумму, на которую ты будешь набирать продукты. Мне этот Палыч не понравился сразу. Я ему тоже. Увидев у меня в карточке семьдесят тысяч, сурово спросил: «На сколько будешь отовариваться?»