– Дым и зеркала, господин фон Липвиг, – сказал Бент, отворачиваясь от балюстрады. – Сплошной дым и зеркала…

– Только без дыма и при полном отсутствии зеркал, господин Бент! – бодро ответил Мокриц.

– А «детишки»? – спросил Бент.

– Найди кого-нибудь. Должен же быть какой-то сиротский приют, где возьмут пятьдесят долларов. Пожертвование должно быть анонимным, естественно.

Бент удивился:

– Серьезно, господин фон Липвиг? Осмелюсь сказать, вы производите впечатление человека, который дает деньги на благотворительность и делает из этого ад-вер-тис-мент. – Он произнес это слово, словно оно означало некое эзотерическое извращение.

– Вовсе нет. Делай добро втихомолку – вот мой девиз.

«Все равно это скоро выйдет наружу, – добавил Мокриц про себя, – и тогда я окажусь не только славным парнем, но еще и скромным».

«Вот интересно… я правда такой мерзавец или просто хорошо умею думать, как мерзавец?»

Что-то не давало ему покоя. Волоски на загривке подрагивали. Что-то было не так, не на своем месте… небезопасно.

Он обернулся и еще раз выглянул вниз, в холл. Люди кружили по залу, выстраиваясь в очереди, разговаривая между собой…

Там, где все движется, глаз цепляется за неподвижное неподвижное. Посередине холла не замеченный толпой, словно застывший во времени, стоял человек. Он был одет во все черное, в широкополой приплюснутой шляпе, которые часто носят в угрюмых омнианских сектах. Он просто… стоял. И наблюдал.

«Всего лишь зевака, решивший поглазеть на представление», – уверял себя Мокриц, хотя знал, что обманывается. Человек мертвым грузом тянул его мир вниз.

Я передал некоторый компромат…

Он? О чем это могло быть? У Мокрица не было прошлого. С десяток его альтер-эго сообща создавали довольно насыщенное и занятое прошлое, но они исчезли вместе с Альбертом Стеклярсом, казненным на виселице, после чего, не такой уж и мертвый, Мокриц фон Липвиг был пробужден лордом Витинари, который предложил ему новую блестящую карьеру…

Боги, как он задергался всего лишь от того, что какой-то старик смотрел на него со странной ухмылкой! Никто не знал его! Он был сама непримечательность! Когда Мокриц ходил по городу без своего золотого костюма, он ничем не выделялся из толпы.

– С вами все в порядке, господин фон Липвиг?

Мокриц повернулся и посмотрел на старшего кассира:

– Что? А… нет… то есть да. Э… ты видел прежде этого человека?

– О ком конкретно речь?

Мокриц развернулся, чтобы указать на человека в черном, но того уже не было.

– Он был похож на проповедника, – пробормотал Мокриц. – Он… в общем, он смотрел на меня.

– Вы к этому весьма располагаете. Может, теперь вы согласитесь, что золотой цилиндр был ошибкой?

– А мне нравится! Это единственный такой цилиндр!

Бент кивнул:

– К счастью, тут вы правы, сэр. Подумать только, бумажные деньги. Практика, которой не гнушаются только эти язычники, агатяне…

– Язычники? У них богов больше, чем у нас! И золото у них дешевле железа!

Мокриц смягчился. Лицо Бента, обычно такое сдержанное и надменное, сморщилось, как мятый лист бумаги.

– Послушай, я читал про это. Банки выпускают вчетверо больше монет, чем обеспечивает их золотой запас. Это бред, без которого мы могли бы и обойтись. Это мир иллюзий. Город достаточно богат, чтобы служить золотым запасом самому себе!

– У них нет никаких оснований вам доверять, – сказал Бент. – Но они доверяют вам, потому что вы их смешите. Я никого не смешу, и это не мой мир. Я не умею улыбаться, как вы, и говорить, как вы. Неужели вы не понимаете? Должно быть что-то, что несет в себе ценность, которая выходит за пределы моды и политики, ценность, которая устоит. Вы хотите поставить Витинари во главе моего банка? Что обеспечит сохранность сбережений, которые все эти люди доверяют нашим кассам?

– Не что, а кто. Я. Я лично прослежу, чтобы этот банк не прогорел.

– Вы?

– Да.

– Ну конечно, человек в золотом костюме, – кисло сказал Бент. – А если больше ничего не поможет, станете молиться?

– В прошлый раз сработало, – ответил Мокриц невозмутимо.

Глаз Бента дернулся. Впервые за все время их знакомства он казался… растерянным.

– Я не знаю, что вы хотите от меня!

Он почти плакал. Мокриц похлопал его по плечу.

– Веди дела банка так, как ты всегда это делал. Я думаю, с таким притоком средств мы можем выдать несколько ссуд. Ты хорошо разбираешься в людях?

– Мне всегда так казалось, – ответил Бент. – Теперь? Понятия не имею. Сэр Джошуа, как ни прискорбно, был в этом плох. Госпожа Шик – исключительно хороша.

– Лучше, чем ты можешь себе представить, – сказал Мокриц. – Ладно. Я выведу председателя на прогулку, а потом мы… будем перераспределять деньги. Как ты на это смотришь?

Господин Бент содрогнулся.

Послеобеденный выпуск газеты «Правда» вышел с большой картинкой на первой полосе, изображающей вытянувшуюся перед банком очередь на первой странице. Большинство собравшихся хотели принять участие в действии, чем бы это действие ни оказалось, остальные же становились в очередь на случай, если она ведет к чему-то интересному. Мальчишка продавал газеты, и люди покупали их, чтобы прочитать статью «Огромная очередь нахлынула в Банк», что казалось Мокрицу немного странным. Они стояли в этой очереди. Или это не считается, пока об этом не напишут в газете?

– Есть первые… желающие обсудить ссуды, сэр, – сказал у него за спиной Бент. – Лучше предоставьте мне разбираться с ними.

– Нет, господин Бент, разберемся вместе, – сказал Мокриц, отворачиваясь от окна. – Пригласи их в кабинет на нижнем этаже, будь добр.

– Я все же считаю, что лучше справлюсь, сэр. Для многих из них идея банковских операций еще внове, – настаивал Бент. – Я сомневаюсь, что они хоть раз в жизни были в банке, по крайней мере в часы работы.

– Конечно, я бы хотел, чтобы ты присутствовал, но окончательное решение будет за мной, – сказал Мокриц, стараясь говрить высокомерно. – При содействии председателя, разумеется.

– Шалопая?

– О да.

– У него есть экспертное мнение?

– О да!

Мокриц подхватил собаку и направился в кабинет. Он чувствовал, как старший кассир буравит глазами его спину.

Бент был прав. Некоторые из посетителей явно считали, что попросить ссуду в банке – это все равно что перехватить пару долларов до пятницы. С ними было достаточно просто. Но бывало и по-другому…

– Господин Достабль, если не ошибаюсь? – спросил Мокриц. Он знал, что не ошибается, но так уж было положено говорить, если ты сидишь за таким столом.