Эпстайн был знаком с Ангелом и Луисом.

— Да, они дежурят на улице.

— Отпустите их на отдых. Они вам не понадобятся. Здесь вы в безопасности. Обещаю.

Я позвонил Ангелу с мобильника и сообщил о новых планах.

— Тебя устраивают такие перемены? — спросил он.

Я глянул на Лиат. Она продолжала следить за мной.

— Полагаю, они терпимы, — заявил я и отсоединился.

Квартира оказалась более чем комфортабельна. Она занимала два верхних этажа здания, а на остальных располагались склады. В интерьере чувствовалось влияние арабского стиля. Множество ковров и подушек, преобладающая красно-оранжевая палитра красиво подчеркивалась не центральной потолочной люстрой, а угловыми светильниками. Лиат проводила меня в гостевую комнату, смежную с уютной ванной. Я освежился, приняв душ. Когда же вернулся в спальню, свет на нижних этажах уже погас и в квартире воцарилась полная тишина.

Обвязавшись полотенцем, я расположился у окна и окинул взглядом окрестные улицы. Мимо проходили под ручку какие-то парочки. Я заметил спорившего с ребенком мужчину и женщину, пытавшуюся возражать им обоим. Из соседнего дома донеслись звуки музыки, смутно знакомый фортепианный этюд. Я думал, что там включили какую-то запись, пока пианист не ошибся; за ошибкой последовал легкий и нежный женский смех, ему вторил мужской голос. Музыка оборвалась. Я чувствовал себя здесь чужаком, несмотря на то, что знал этот квартал и сам город. Хотя не считал его своим. Никогда не считал. Я лишь заехал в относительно знакомый мне мир.

Вскоре после полуночи в комнату вошла Лиат. Она уже переоделась в кремовую ночную рубашку, не скрывавшую ее коленей, и распустила волосы по плечам. Я сидел в темноте. Включив светильник возле кровати, хозяйка подошла ко мне. Ее взгляд скользнул по шрамам моих старых ран, она коснулась пальцами каждого из них, словно подсчитывала ущерб, нанесенный моему телу. Закончив своеобразную ревизию, женщина приложила правую ладонь к моей щеке, и на ее лице отразилось глубокое искреннее сочувствие.

Когда она поцеловала меня, мою кожу увлажнили ее слезы, и их же соленый вкус я ощутил на губах. «Как же давно меня не целовали», — подумал я и решил принять этот скромный дар, этот эпизод с мимолетным проявлением нежности.

Лиат… лишь позднее я выяснил, что означает ее имя. Лиат в переводе с иврита означает «ты для меня».

Проснулся я в начале восьмого утра. Место на кровати рядом со мной опустело. Приняв душ, я оделся и спустился вниз. В квартире было тихо. Когда я вошел в кухню ресторана, то увидел среднего возраста повара, готовившего какие-то блюда. А в зале ресторана варила кофе официантка лет шестидесяти, она подавала кофе с рогаликами редким ранним клиентам. За тем столиком, где мы вчера ужинали с Эпстайном, теперь сидела пожилая пара, читая экземпляр «Форварда».

— А где Лиат? — поинтересовался я у женщины за стойкой.

Пожав плечами, она порылась в кармане передника и достала записку. Не от Лиат, а от Эпстайна. Записка гласила:

«В деле появились кое-какие подвижки. Пожалуйста, задержитесь еще на одну ночь.

Э.»

Я вышел из ресторана. Один из амбалов Эпстайна сидел за уличным столиком, попивая мятный чай. Мое появление абсолютно не привлекло его внимания, он даже не пытался следовать за мной. Я выпил кофе в булочной на Хьюстон-стрит, размышляя о Лиат. Интересно, где она сейчас может быть? И я пришел к выводу, что знаю ответ.

Полагаю, отправилась докладывать Эпстайну о моих ранах.

Утро я посвятил прогулке: порылся на полках книжных магазинов, заглянул в парочку умудрившихся выжить в этом городе музыкальных ателье — «Другая музыка» на углу Четвертой и Бродвея и «Классические записи» на Восемнадцатой Западной улице, — а потом мы, как и договаривались, встретились за ланчем с Ангелом и Луисом в «Адской кухне» в районе Брик-ярда.

— А тебя не узнать, — заметил Ангел.

— Неужели?

— Ага, выглядишь как налопавшийся сметаны кот; вернее, как задумчивый кот, заподозривший, что сметанка могла быть отравлена. Ты ночевал у той дамочки, у Лиат? Ну, и как она, игрива?

— Стара, — бросил я.

— Правда?

— И седа, как мир.

— Да ты врешь! Держу пари, что она крепкая бабенка.

— Более чем.

— Так и знал. Значит, она не имеет ничего общего с той стройной темноволосой красоткой, что потчевала вас винцом вчера вечером?

— Ни малейшего.

— Что ж, звучит весьма убедительно. Тогда, подозреваю, нам не удастся отпраздновать окончание твоей самой длинной тоскливой засухи со времен Пыльного котла.[16]

— Увы, — сказал я, — отпраздновать нам нечего. Вы уже заказали цыплячьи крылышки?

— А то.

— Постарайся не подавиться костями. Сомневаюсь, что мне захочется спасать тебя от удушья.

Губы Луиса дрогнули. Это могло означать улыбку.

— Для человека, который переспал с одной из богоизбранных, ты выглядишь не слишком счастливым, — заявил он.

— Смелое предположение.

— Хочешь сказать, что я ошибаюсь?

— Я ничего не хочу сказать.

— Ладно, приятель, давай, играй в скромника.

— Неужели ты имеешь в виду, что я пытаюсь отвертеться от идиотских вопросов, изображая скромника?

— Верно, так и есть.

— Чудесно. Тогда я предпочитаю быть скромным.

— В общем-то, неважно, спал ты с кем-то или не спал, потому что выглядишь ты по-прежнему не слишком радостным.

Луис попал в точку. И при всем желании я сам не смог бы объяснить причину своей неудовлетворенности. Я не узнал о Лиат почти ничего, за исключением запаха ее тела, изгиба спины и вкуса поцелуев, хотя чувствовал, что она буквально видит меня насквозь. И мое детективное фиаско не имело никакого отношения к ее немоте, равно как и к ее широко распахнутым глазам, тонким пальцам, касавшимся моих застарелых, глубочайших ран, ее взгляда, выискивавшего шрамы на моей душе, и я осознавал, что она и их запоминает, чтобы потом поделиться с кем-то своими открытиями.

— Я провел странную ночь, только и всего, — пояснил я.

— Бесполезно тратить на тебя пыл страстных красоток, — выразительно подытожил Ангел. — Пропащее дело.

На мой мобильник пришло сообщение от Эпстайна, он приглашал меня встретиться в «нашем обычном месте» в девять вечера. Я сомневался, удобно ли будет опять воспользоваться квартирой Лиат. Не то чтобы я так уж возражал против секса, мне просто не хотелось под предлогом секса опять подвергаться странному прощупыванию. Я позвонил Уолтеру Коулу, моему бывшему шефу и напарнику по службе в полиции Нью-Йорка, и сообщил, что, возможно, сегодня мне придется воспользоваться его любезным приглашением на ночь. Он, в свою очередь, сообщил, что на ночь они выгонят собаку на улицу, поэтому я смогу занять ее лежанку. По-моему, Уолтер все еще сердится на меня за то, что я назвал своего пса его именем, хотя песик был очень симпатичный.