Вот еще один такой пример — крестовый поход 1365 г., в результате которого христианами был захвачен главный порт Египта — Александрия. Как мы помним, идея завоевания Египта как первый этап священной войны против неверных присутствовала почти во всех сочинениях жанра «возвращения Святой Земли». В середине XIV в. идея возвращения Земли Обетованной часто обсуждалась при королевских дворах Европы. Этой темой не случайно интересовался кипрский король Пьер де Лузиньян (1358–1369), которому перешел титул иерусалимского короля, а вместе с ним и честолюбивые планы возвращения Иерусалима. Созданный же им в 1347 г. Орден Меча вообще должен был, как считалось, возродить первоначальные крестоносные идеалы. Поэтому когда в 1363 г. папа Урбан V призвал христианских монархов принять крест, кипрский правитель ответил на это с энтузиазмом. В течение нескольких лет он в поисках поддержки посещал европейских государей и понтификов во Франции, Италии, Германии и Чехии и готовил новую крестоносную экспедицию. С огромным воодушевлением отнесся к идее крестового похода французский король Иоанн (Жан) II Добрый (1350–1364), который собирался возглавить священную войну. Но после битвы при Пуатье (1356) французский монарх оказался в английском плену, где и скончался в 1364 г. И далее Пьер де Лузиньян действовал на свой страх и риск — в октябре 1365 г. он отправился на кораблях с острова Родос, лично командуя флотом и экспедиционным корпусом, и, высадившись в Александрии 9 октября, в течение трех дней завоевал город, представлявший собой мощную крепость и морские ворота Египта, важнейший плацдарм на пути к Святой Земле — главной цели любого крестового похода.

Но не стоит преувеличивать идеализм кипрского короля — не исключено, что, нападая на порт, он желал всего лишь расправиться с давним соперником кипрского города Фамагусты. Известие о взятии Александрии было встречено в Европе с ликованием — западным христианам казалось, что вернулись былые времена славных походов. Однако энтузиазм очень скоро угас, как только стало известно, что сразу после успешной операции Пьера де Лузиньяна мамлюки прогнали христиан из Александрии. Крестоносцы, разумеется, готовились в ответ развернуть очередную военную кампанию. Но в конечном итоге их планы оказались иллюзорными, и по разным причинам.

Дело в том, что в целом идея отвоевания Святой Земли и борьбы с мамлюками противоречила реальным задачам латинской Европы, состоявшим в борьбе с турками-османами, которые уверенно продолжали свою экспансию в Малой Азии и юго-восточной Европе. Как выяснилось, иллюзией был и сам конкретный план завоевания Александрии — ведь он приходил в противоречие с экономическими интересами итальянских морских городов-республик, отнюдь не заинтересованных в прерывании торговых связей с Египтом. В результате венецианцы, ранее помогавшие походу, просто отказались предоставить крестоносцам свой флот, более того — они пустили слух о сговоре киприотов с мамлюками, и надежды на организацию нового похода рухнули окончательно.

Примечательно, что в другой экспедиции, направленной в 1389–1390 гг. против важнейшего порта Магриба — Махдии, — интересы крестоносцев и итальянских торговцев совпали. Генуэзские купцы стали инициаторами крестового похода и нашли поддержку у французского короля Карла VI (1380–1422), только что получившего передышку в Столетней войне и увлекшегося новой авантюрой. Махдия была выбрана не случайно — генуэзцы были кровно заинтересованы в том, чтобы контролировать этот мусульманский порт. И вот в 1390 г. в сторону Магриба отправился огромный соединенный франко-генуэзский флот. Казалось, шансы на победу были велики, однако повторилась прежняя ситуация — крестоносцы сначала захватили порт, но не смогли удержать его и были вынуждены вернуться.

На примере крестовых походов в Александрию и Махдию мы видим, как в планах их участников причудливо переплетались материальные интересы и расчетливые соображения — с одной стороны, и старые идеалы и благочестивые порывы отвоевать Святую Землю — с другой. Не следует думать, что эти порывы были неискренними и что вера в религиозные цели была полностью утрачена. Рыцарские представления и ценности крестоносного движения продолжали существовать, но условия для их проявления кардинально изменились. Об их живучести свидетельствовали многие общественные явления XIV в., и в том числе тот модус взаимоотношений между рыцарями, который в это время сложился в северных орденах.

***

После победы ислама над христианством в 1291 г. военнорелигиозные экспедиции рыцарей Тевтонского ордена и Ливонии продолжались и на севере. Теперь они были направлены против литовских язычников, якобы угрожавших христианской Церкви. Папство рассматривало эти экспедиции как важный театр крестоносного движения и достойное после утраты Святой Земли дело. Участники войн, разумеется, получали индульгенции и ощущали себя крестоносцами (crucesignati). Еще в 1245 г. папа Иннокентий IV предоставил ордену право самому вербовать добровольцев для прусских крестовых походов — без папских булл и публичных проповедей, и с этого времени орден вел непрекращающийся крестовый поход. Таким образом, прежние крестоносные традиции не прерывались и в этот период. В XIV в. между литовцами и тевтонскими рыцарями шла борьба за Жемайтию — обширную область, достигавшую Балтики и вклинившуюся в земли между Пруссией и Ливонией. Эта война была чрезвычайно жестокой, и примеры брутальной расправы с противником, причем с обеих сторон, хорошо известны из хроник. Рыцарей в ордене было немного — всего лишь около тысячи, и они вели против Литвы небольшие походы — т. н. Reisen (рейды). Климат и ландшафт региона создавали много препятствий для крестоносцев: между Литвой и Пруссией находились густые леса и болота, а холодные снежные зимы, весеннее таяние снегов и осенняя хлябь не позволяли проводить полномасштабные военные кампании. Тем не менее крестоносные экспедиции в Пруссию и Ливонию приобрели необычайную популярность. Почему же?

Все дело в том, что в XIV в. эти походы были окружены ореолом рыцарственности. Рыцарский дух всемерно поддерживался великим магистром ордена Винрихом фон Книпроде (1351–1382), который приглашал в Пруссию крестоносцев из Западной Европы. В то время представители знатных домов Англии, Франции, Эльзаса, Австрии и Чехии поколениями участвовали в крестовом походе против литовских «сарацин». Посуху и по морю добровольцы прибывали в Пруссию — и не только за индульгенциями, но и за тем, чтобы поучиться рыцарским добродетелям. Среди тех, кто приезжал сюда за славой, честью и военной выучкой, были такие видные аристократы, как, например, известный французский полководец Жан ле Менгр II по прозвищу Бусико или маршал Англии Томас де Бошан — оба известные участники Столетней войны. Рыцарские идеалы и ритуалы в орденском государстве всячески поощрялись. При Винрихе фон Книпроде установился известный аристократический ритуал — обед «за почетным столом» (Ehrentisch) — его великий магистр, подобно легендарному королю Артуру, устраивал в честь 12 самых храбрых рыцарей. Праздники и обеты, которые давали приезжавшие в Пруссию аристократы, оживляли атмосферу рыцарства Круглого стола, а участие в военных действиях против язычников возрождало традиции священной войны. Все это говорило о том, что крестоносное движение было чрезвычайно живучим и общество умело приспособить старые идеалы к новым обстоятельствам…