Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя красивые глаза, — сказала она.
— У тебя красивей.
Он еще думал, что все это — сон, что это невозможно. Но Элор стащила рубашку и сжала его бедра ногами. Он почувствовал ее плоть. Элор застонала. Стас хотел отпрянуть, но девушка обхватила его руками и прижалась изо все сил.
— Тебе больно?
— Пусть…
Она глухо застонала, и Стас не выдержал. Его кулаки ударили по земле, оставив глубокие вмятины, тело выгнулось, едва не сбросив Элор на землю. Из груди вырвался хрип. Элор вскрикнула и распростерлась на его груди.
— Мне никогда не было так хорошо. Никогда. Знай это, ставр.
— Угу, — пробурчал Стас. Мир только что взорвался, осыпав осколками радости и цветами счастья. Он лежал, счастливый и шокированный тем, что случилось. Что это было и как это назвать?
— Ты умеешь любить. Не верю, что у тебя нет женщины.
— Теперь есть.
Она засмеялась.
— Все это похоже на чудо. Все, что с нами происходит.
— Это так.
«Знала бы ты, кто я и откуда», — подумал Стас, и ему стало горько. Ну, почему все так?! Местные боги смеются над ним, ржут в три горла! Это не просто «красавица и чудовище»! Это красавица, занимающаяся любовью с чудовищем…
И если она для него привлекательна и даже слишком, ведь внутри ставра Мечедара — Стас-человек, то он для нее… Что скажет любой человек, кого ни спроси? Что бы он сам сказал?
Да к черту все и всех! Если кто и посмеет… Размажу в кровавую лепешку! Стас сжал трехпалую ладонь в кулак. Кулак был больше, чем ее голова. Ему стало легко и спокойно. Теперь у него есть за что бороться, есть то, зачем жить! Как же он жил раньше, чем? Разве там были чувства? И была жизнь?
Теперь он не жалел ни о чем. Его мир, жена, друзья — все отдалилось, исчезло в безрадостной и безразличной дымке. К чему и вспоминать об этом? Прошлая жизнь — как детство, которого не вернешь.
Она приподнялась и заговорила:
— Знаешь, Мечедар, раньше я была влюблена в Мортерна. Когда он приезжал к нам, я любовалась его лицом, осанкой… Теперь он едет, чтобы разделить ложе с Айрин, но я не жалею. Пусть…
Он слушал, глядя на ее грудь.
— Нельзя любить того, кто ничего для тебя не сделал. Даже если он красив и знатен. Никто не заступился, когда сестра заточила меня в башню. Никто из тех, кто восхвалял меня и служил мне. Только ты, Мечедар.
Она вздрогнула, и Стас понял, что пора одеваться.
— Нам надо идти.
— Да.
Собирались молча. Когда оделись, солнце взошло в зенит. Элор облачилась в платье, более уместное в городе, чем в лесу, но вариантов не было. Одежда Стаса сохла прямо на нем.
— А ведь нам надо на ту сторону, — запоздало вспомнил он.
— Пойдем.
— Нет, стой. — Он подошел и поднял ее на руки. — Тебе не надо мокнуть.
Элор улыбнулась:
— Никто не носил меня на руках. До тебя.
— Для ставра это легкая ноша.
Он перешел ручей вброд. Штаны снова вымокли, но это были пустяки. Ориентируясь по деревьям и солнцу, Стас пошел на юг. Туда, куда указывал Яробор. Если там живут такие же безрогие, как он, его примут. Но как быть с Элор?
— Если мы убежим от Айрин и она не сможет тебя достать — что ты станешь делать?
— Я? — Элор, казалось, впервые задумалась над этим. Раньше она не мечтала ни о чем, кроме спасения, теперь предстояло думать о будущем.
— Я не знаю. А ты? Что ты будешь делать?
— Думаю пробираться к безрогим.
— Безрогим? Это ставры?
— Да. Аллери превратили их в рабов и отрубили рога. По законам ставров, безрогий — преступник. Аллери так делали, чтобы беглецы не возвращались в кланы и не мутили народ. Но не все они преступники. В основном это те, кто сумел бежать из рабства в лес или горы. Как мы.
— Как ты, — поправила Элор. — И что дальше?
— Я буду там среди равных. Не раб, не слуга.
— Это хорошо. А потом?
— Не знаю. Трудно сказать.
— Значит, наши пути расходятся, — грустно проговорила Элор.
— Почему? — воскликнул Стас.
— Ты безрогий, там ты будешь среди своих, а я? Думаю, они с радостью убьют меня, ведь я из рода их мучителей.
— Никто тебя не тронет! — Стас не был уверен в своих словах, и Элор это чувствовала.
— Тогда я не пойду к безрогим.
— А куда ты пойдешь?
— С тобой. Нет смысла вытаскивать тебя из тюрьмы — и бросить.
— Спасибо, Мечедар, — грустно сказала она, — но я не знаю, куда мне идти.
— Значит, надо сесть и подумать, — предложил он. Элор улыбнулась.
— Пожалуй. Я очень устала сегодня.
— Тогда здесь и заночуем.
Стас нашел укромную лощину, сломал несколько веток и сделал шалаш. Навыки походов и ночевок в лесу еще в пору студенчества не прошли даром. Можно развести костер, но пока тепло. Интересно, здесь вообще бывает зима?
— Значит, никто не поверит, что ты — это ты? — спросил Стас. — Но разве люди забыли, как ты выглядишь?
— Люди знают, что я мертва.
— Всякое бывает. Ты расскажешь, что сумела спастись, расскажешь все.
— Кому? Приближенные предали меня.
— Значит, расскажешь простым людям.
— Фермерам? — усмехнулась Элор. — Разве они могут что-то решать?
— Ты говоришь так, потому что вам наплевать на них! — не удержался Стас. — Когда вы наверху, в своих башнях, в роскоши и богатстве, — часто вы вспоминаете о фермерах?
— Каждому — свое! — немедленно парировала Элор. — Одни рождены править, другие…
— Копаться в дерьме? — прервал Стас. — Это неправильно! Все равны, все! Просто кто-то более силен и удачлив, чем другие. Более нагл и безжалостен. Но разве это дает право Айрин делать то, что она сделала?
— Ты… ты пугаешь меня, Мечедар. — Элор смотрела на него едва ли не с испугом. — Ты говоришь о вещах, которых быть не должно! Люди не могут быть равными! Бог создал нас разными, поэтому кто-то рожден править, а остальные — подчиняться.
— Где написано, что ты рождена править? У тебя на лбу?
— Мой отец правил, и его отец.
Стас не хотел ссориться с Элор, но перенимать ее взгляды на мир не собирался.
— Элор. Послушай. Правят всегда те, кто сильнее. Ни род, ни ум, ни что-нибудь другое не гарантируют обладание властью. В конечном счете всегда действует сила. Потому что власть и есть сила. И держится она на насилии.