— Если честно, я тогда соврал, — говорит Арбатов.

— О чем? — подозрительно спрашиваю я.

— Ну, когда выразился уничижительно. Я думаю, если ты напишешь что-нибудь, то это в любом случае будет интересно.

Ага, так я и поверила. Да он сейчас в таком положении, что готов клясться в любви хоть к кулинарной книге людоедского племени ням-ням.

— Да отстань ты от меня, — не выдерживаю я. — Ничего я никогда не напишу, и вообще все это чепуха, мечты!

И обидчиво добавляю:

— Можешь не тратить время на извинения, все равно у тебя ничего не выйдет.

— Ты это о чем?

— Я тебя все равно не отпущу. Понял? — А чтобы он не усомнился в моей объективности, прибавляю: — И мое желание сочинять тут совершенно ни при чем!

Однако Арбатова не так-то легко заставить отказаться от его намерений. Поняв, что его усилия ни к чему не ведут, он решает зайти с другой стороны:

— Лиза, я ранен! Мне надо к врачу!

В самом деле, по его костюму расплывается красное пятно. Ничего страшного — плечо задето. До свадьбы, во всяком случае, заживет.

— Российские врачи вредны для здоровья, — отвечаю я. — Терпи.

— Но мне больно!

— Ну и что?

— Я истекаю кровью!

— Пожалуйста, если тебе так хочется. Только не делай резких движений — от этого кровь начнет течь еще сильнее.

— Ах ты бессердечная дрянь!

Будь его воля, он бы удавил меня своим галстуком, не задумываясь.

— Мне плохо, ты понимаешь?

— Так тебе и надо, — отвечаю я в стиле бессердечной дряни.

Арбатов бросается на меня, пытаясь вырвать руль. Я несильно бью его по плечу, в которое попала пуля. Предприниматель со стоном отшатывается.

— Сиди смирно, говорят тебе!

Во время этой короткой схватки мы едва не врезались в грузовик, но в самое последнее мгновение мне удалось выровнять руль. Это не машина, а просто чудо. Как она слушается водителя — это что-то!

— Я все равно до тебя доберусь! — грозит обессиленный Арбатов.

— Руки коротки.

— Дура!

— Отморозок!

— Ты ненормальная, я давно хотел тебе это сказать! Ты точно ненормальная!

— Ну, если я такая плохая, зачем ты мне цветочки посылал, а? Может, ты такой же ненормальный, как и я?

Добив этой фразой своего попутчика, я минуты три наслаждаюсь тишиной.

— Куда ты меня везешь? — стонет совершенно обессиленный Арбатов.

— Теперь — никуда, — отвечаю я, заворачивая во двор. — Мы приехали.

10 апреля. Первый час дня

Жилой многоквартирный дом с неудовольствием взирает на нас всеми своими окнами. Арбатов подозрительно оглядывает его, словно ищет в одном из этажей покупателя на свою смертную жизнь и бессмертную же душу в придачу. Я распахиваю дверцу автомобиля:

— Вылезай!

Арбатов явно намерен упираться, но у меня нет ни времени, ни желания пререкаться с ним. Я резко дергаю рукой с браслетом и вытаскиваю своего спутника из машины, как кильку из коробки.

— Это беззаконие! — верещит он.

Поразительно, до чего быстро некоторые граждане вспоминают о законе, который сами, замечу, в обычной жизни не слишком стремятся соблюдать. Таща за собой пристегнутого предпринимателя, я направляюсь к входной двери с домофоном.

— Если хочешь звать на помощь, кричи погромче, — предупреждаю я его.

Дверь распахивается нам навстречу. Крошечная девочка ведет на поводке еще более крошечного пса, который, завидев нас, начинает вилять хвостом.

— Пошли! — скомандовала я. То ли я не рассчитала траекторию движения, то ли Арбатов от ранения плохо держался на ногах, но он врезался в железную дверь подъезда и едва не упал.

— Хорош ругаться, здесь дети, — оборвала я его бессвязные излияния и поволокла своего спутника к лифту.

Судя по всему, Арбатов смирился со своей участью, потому что он даже не пытался сопротивляться и без звука вошел в кабину.

— А может, лучше по лестнице? — внезапно произнес он.

— Тут слишком высоко, — отозвалась я.

Арбатов замолчал и затравленным взором уставился на светящуюся кнопку на панели. Дверцы лифта разъехались с легким шумом.

— Ну, куда теперь? — не без сарказма осведомился мой собеседник.

Не отвечая, я нажала на кнопку звонка.

— Кто там? — раздался шепот из-за двери.

— Пресса, — отозвалась я. — Помните, я была у вас совсем недавно?

Дверь приотворилась. Оля Баринова стояла на пороге, с удивлением переводя взгляд с меня на человека рядом со мной.

— Вы — да, я вас помню, — просипела она. — А кто это с вами?

Я пристально посмотрела на нее, на Арбатова, снова на нее.

— Не узнаете? — спросила я, слегка подталкивая своего спутника вперед.

Оля озадаченно нахмурила брови. Арбатов начал сердиться:

— Слушай, что все это значит, а? Ты зачем меня сюда привела?

Тут в лице Оли что-то дрогнуло, на губах расцвела улыбка — вначале робкая и недоверчивая, потом молодая и радостная… от которой лицо даже преобразилось, стало мягче и нежнее…

— Юрасик? — прошептала она. — Это ты?

Пауза. И после паузы, на изумленном выдохе:

— Оля???

Так-так, дамы и господа! Вы по-прежнему утверждаете, что Оля Баринова затаила злобу на Алису Лазареву, которая разрушила ее жизнь и, чтобы отомстить ей, обратилась к известному — о, разумеется, известному в очень узких кругах — бандиту, пардон, бизнесмену Юрию Арбатову? Вы все еще верите, что этот бандит, то есть бизнесмен, — эти иностранные слова так легко перепутать! — нанял убийцу для того, чтобы разделаться с Лазаревой на ее дне рождения, а потом подослал снайпера, когда первая попытка сорвалась и вместо Алисы был убит ее муж?

Ну, даже если вы в это верите, то я, простите, уже не верю. Достаточно посмотреть на их лица, чтобы понять, что эти люди — вне зависимости от того, что связывало их в прошлом, — не виделись много лет и, возможно, вообще забыли о существовании друг друга.

— А что у тебя с голосом? — спросил Арбатов. — Простудилась, что ли?

На лицо Оли набегает облачко, а я внезапно понимаю, отчего я с самого начала не верила в виновность Арбатова, даже когда у меня не было доказательств. Помните, я говорила, что что-то беспокоило меня интуитивно, хотя я никак не могла понять, что именно? Так вот, если Юрий Арбатов так любил Олю Баринову, чтобы из-за нее пойти на преступление, отчего же он не дал ей денег на операцию, которая бы хоть отчасти восстановила ей голос?