Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда ребенок становится свидетелем семейного насилия, в его отношениях с родителями появляется напряженность. Респонденты отмечали, что напряженные детско-родительские отношения стали для них крупным источником стресса и подорвали доверие к родителям и другим взрослым, к которым они могли бы обратиться в поисках стабильности и поддержки. Например, конфликт между родителями Джонатана привел к появлению напряженности в его отношениях с отцом:
Мои родители никогда не были счастливы вместе. Он [отец] был вечно недоволен и иногда вымещал это на мне. Между нами всегда сохранялось напряжение. И я иногда думаю, что отец вымещал… это называется «сместить агрессию». Допустим, вы пинаете собаку, потому что злитесь на кого-то. Так что, когда он был несчастлив, бывало, он вымещал это на мне.
Отец выплескивал свой гнев на Джонатана, пока тому не начало казаться, что он неспособен справляться с проблемами – неспособен ничем помочь ни себе, ни своей семье.
Некоторые патологические игроки, принимавшие участие в нашем исследовании, были жертвами прямого физического насилия со стороны родителей. В детстве они боялись тех самых людей, которым полагалось их защищать, и потому не научились ощущать безопасность и ценность своего «я». Подобно детям, наблюдавшим за насилием со стороны, они чувствовали себя одинокими и неспособными изменить жизнь к лучшему.
Став взрослыми, они зачастую страдают от того же самого чувства отчаяния, одиночества и беспомощности. Рейчел вспоминает один случай: «Она меня била. Как-то раз мы с мамой сильно поругались, и она пригрозила, что отрежет мне руку мясницким ножом. В другой руке у нее была разделочная доска. И она принялась бить меня этой доской, пока я не упала». Рейчел была ошарашена происходящим – и, как мы знаем, это делает ситуацию еще более тяжелой, потому что она никак не могла подготовиться к такому повороту событий, физически или психически. «Думаю, была очень стрессовая ситуация, – объясняет она. – Я была совсем маленькой и не поняла, что сделала не так». Мы уже упоминали, что непредсказуемость насилия увеличивает степень стресса. Рейчел казалось, что мать от чего угодно может прийти в ярость и начать ее избивать. Непредсказуемость заставляла бояться еще сильнее. И в детстве, и во взрослом возрасте Рейчел попросту не могла понять, почему ее мать вела себя так жестоко.
Крис признается, что родители наказывали его каждый раз, когда он подводил их или оказывался недостаточно хорошим. «День, когда выдавали учебный табель, всегда был очень тяжелым. Всегда. Обычно отец на меня кричал, если я приносил плохие оценки. А пока я был маленьким, он мог меня за это побить».
Для Робби плохие оценки тоже означали физическое наказание. «Если я получал оценку ниже А+, то это было недостаточно хорошо. В качестве наказания я должен был полностью переделать домашнее задание. Он был по-настоящему жестоким. В наши дни его бы привлекли по закону. Пару раз он сильно толкал меня, [хотя] очень редко».
Некоторые респонденты изо всех сил старались соответствовать родительским ожиданиям. Однако рано или поздно вместо стыда за свое поведение они начинали испытывать гнев. Так, например, случилось с Райаном. Его возмущало, что вместо здоровых форм поощрения его родители предпочитали давить на него. Райан описывает, как с возрастом стыд уступал место гневу:
Когда я был маленьким, мне было либо очень грустно, либо очень страшно. Грустно, потому что я хотел, чтобы все изменилось, и страшно, потому что я вечно думал: «Черт, меня снова побьют». Когда я стал старше, я уже не так боялся, потому что они уже не так сильно меня били, ведь я мог дать сдачи. Какое-то время я думал, что проблема во мне, но потом до меня дошло: «Нет, вы сами виноваты, что не можете себя контролировать, надо было держать себя в руках».
Райан научился давать сдачи, но когда он вспоминает свое детство, он до сих пор чувствует гнев. Большинство участников нашего исследования, столкнувшихся в детстве с насилием, тоже по-прежнему испытывают гнев, смятение и возмущение. Однако многие даже во взрослом возрасте не смогли избавиться от чувства стыда и вины. В детстве они привыкли чувствовать себя недостаточно хорошими, и это запустило механизм ненависти к себе, который искажает картину мира. В результате такие люди чаще испытывают стресс. Игра помогает им на время укрыться от отрицательных эмоций.
Что касается сексуального насилия, то таких случаев было меньше, но все же некоторые наши респонденты столкнулись в детстве именно с этим. Дебби, одна из участниц, рассказывает ужасающую историю о том, как ее с сестрой насиловал отчим. Он воспользовался ею и в эмоциональном, и в сексуальном смысле, потому что она была недостаточно взрослой и не понимала, что он делает. Мать Дебби страдала от алкоголизма и игровой зависимости и поэтому не могла защитить дочерей. Дебби родила от отчима двоих детей, когда ей самой едва перевалило за двадцать, и теперь дети служат постоянным напоминанием о том, что он с ней сделал:
Все было хорошо, пока отчим не переспал со мной… Сначала с моей сестрой, а потом и со мной… Он говорил, что любит меня и все такое, и я поверила, потому что еще ни с кем не встречалась. Я ничего не знала о сексе. Потом я в него влюбилась. Я даже не понимала, что это было насилие, пока мне не объяснили. Это продлилось три года. Потом они с моей сестрой уехали… Я ушла из дома, когда мне было лет двадцать, и я была беременна – родила от него двоих детей. Сестра родила троих. Такой вот получился треугольник.
Не приходится сомневаться, что этот травмирующий опыт останется с Дебби навсегда. Она старается осмыслить свои воспоминания и осознать, что случившееся с ней было действительно насилием. Ей был причинен психологический вред, который мог перерасти в серьезную психологическую патологию. Чтобы справиться с болезненными воспоминаниями, Дебби играет в азартные игры, потому что это позволяет ей сконцентрироваться на чем-то помимо травмы.
От любого эпизода насилия остаются эмоциональные следы. В сущности, физическое и сексуальное насилие обычно сопровождается эмоциональным. Например, когда Адама избил отец, он чувствовал себя опозоренным, и это нанесло вред его самооценке. Он вспоминает:
Я помню, что сильнее всего отец избил меня, когда я взял из холодильника две засахаренные вишни для коктейля.
После этого мне было
