– Значит, вы должны неплохо тут все знать, – сказала Кларк.

– На самом деле я тут родился, – к ее удивлению, сообщил Макс, – и оказался последним здешним новорожденным. Буквально через несколько месяцев уровень внешней радиации наконец-то был признан безопасным, и мы все перебрались на поверхность. Хотя я до сих пор провожу тут довольно много времени. Мне нравилось все здесь исследовать, тем более что взрослым не приходило в голову сюда спускаться.

– Кстати, об исследованиях, – осторожно начала Кларк, стараясь, чтобы ее не заподозрили в том, что она слишком активно сует всюду свой нос, – я сегодня наткнулась на радиорубку. Не знаете, для чего она использовалась?

– Честно говоря, в основном для того, чтобы было в чем поковыряться, – пожав плечами, сказал Макс. – Каждое поколение тех, кто тут жил, имело свою собственную систему постоянной передачи сигнала, да только все зря. Никто – ни разу – ответа не получил. Насколько мы поняли, отвечать было просто некому.

Кларк почувствовала необъяснимое разочарование, но потом из моря ее мыслей на поверхность всплыл новый вопрос:

– А ученые с первого челнока как-нибудь использовали радиосвязь?

Макс недоуменно посмотрел на нее, словно пытаясь понять, к чему все эти вопросы.

– Вообще-то да. Во всяком случае, пытались. Они задавали уйму вопросов, и я даже позволил им попытаться воспользоваться радио, но сказал им то же, что и вам сейчас…

– У вас есть ключ? – перебила его Кларк.

– Да, есть. Впустить тебя туда?

– Да, пожалуйста. Это было бы очень здорово.

Беллами вопросительно посмотрел на нее, но она глядела в сторону, уйдя в воспоминания.

Кларк заставила себя сделать глубокий вдох: именно так она делала раньше, ассистируя доктору Лахири в сложных хирургических операциях. Но на этот раз она не намеревалась использовать скальпель, обеспечивая доступ к трехстворчатому клапану, а готовила себя к тому, чтобы войти в Обменник.

Кларк ненавидела этот огромный зал, который всегда, в какое время ни приди, был полон. Ненавидела торговаться, ненавидела пустую болтовню, ненавидела делать вид, будто ей не все равно, сколько процентов выпущенных на Земле нитей содержится в футболке – десять или пятнадцать. Но завтра был день рождения Уэллса, и Кларк твердо вознамерилась сделать ему отличный подарок.

Однако, стоило ей набраться мужества для того, чтобы войти, появились Гласс и Кора, тем самым заставив Кларк нырнуть за угол. Если они будут пялиться и отпускать по поводу ее поисков громкие комментарии, которые она якобы не может услышать, ей точно не удастся ничего выбрать. Так что лучше будет просто прийти попозже. Кора и Гласс подходят к выбору кусков материи с той же тщательностью, с какой сама Кларк относится к лабораторным образцам тканей.

– Я не вижу ничего плохого в том, чтобы просто смотреть, – разнесся по коридору мужской голос, заставив Кларк остановиться.

– Дэвид, ты же знаешь, в Обменнике даже близко нет ничего, что могло бы нам пригодиться. Все раскуплено многие годы назад. Можно попробовать поискать на черном рынке Уолдена, если ты считаешь, что стоит рискнуть.

Кларк выглянула из-за угла, и у нее перехватило дыхание: это были ее родители. Мама уже несколько лет не появлялась в Обменнике, и девушка не могла припомнить, когда там в последний раз был папа. Как, ради всего святого, они в разгар рабочего дня оказались тут, а не у себя в лаборатории, где должны бы быть?

– Радио работает, – говорил тем временем папа, – нужно только найти способ усилить сигнал, а для этого нам всего лишь не хватает кое-какой техники.

– Все это очень хорошо, просто здорово, если не считать того факта, что на другом конце нет никого, кто мог бы нас услышать.

– Если кто-то есть в Маунт-Уэзер или в одном из других бункеров, то у них есть и доступ к радио. Нужно будет только убедиться…

– Ты понимаешь, как безумно звучат твои слова? – сказала мама, понизив голос. – Шанс, что это сработает, бесконечно мал.

– А вдруг я не сошел с ума? Что, если там есть люди, которые пытаются выйти с нами на связь? – Он мгновение помолчал и добавил: – Неужели ты не хочешь дать им знать, что они не одиноки?

К чести Беллами, Уэллса и Саши, они не оставили без внимания рассказ Кларк о ее родителях и о том, что те могли знать о радио в Маунт-Уэзер. Это звучало бредово, конечно, но то, что Беллами и Уэллс оказались братьями, тоже казалось бредом. Как и то, что родители Кларк жили на Земле, пока она оплакивала их смерть.

Макс отпер радиорубку. Раздался громкий щелчок замка, и дверь, скрипя старыми петлями, открылась. Макс отошел в сторону и сделал Кларк знак рукой, предлагая войти. Она сделала нерешительный шажок вперед. Комната оказалась маленькой, на троих-четверых, одну ее стену полностью занимали динамики, переключатели и циферблаты, а на трех остальных висели всевозможные инструкции. Глаза Кларк остановились на плакате, где были изображены флаги и длинные ряды цифр. Надписи гласили:

ПАРЛАМЕНТСКИЙ ХОЛМ, ОТТАВА

ЦЕНТР КОНТРОЛЯ ЗА ЗАБОЛЕВАЕМОСТЬЮ

10 ДАУНИНГ-СТРИТ, ЛОНДОН

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ, МЕКСИКА

ЦРУ

M16 СЕКРЕТНАЯ ВОЕННАЯ СЛУЖБА ВЕЛИКОБРИТАНИИ

КАНТЕИ ТОКИО

КРЕМЛЬ МОСКВА

– Когда вы в последний раз пытались отправить сигнал? – спросила Кларк.

– Около месяца назад, – сказал Макс, – и через пару недель снова попробуем. Хотя, если честно, мы всего лишь делаем техобслуживание, по большей части для того, чтобы убедиться, что все исправно. Мы ни разу не получили в ответ ни звука.

– Я знаю. Но это не значит, что мои родители ничего не обнаружили. Может быть, они оставили здесь что-то, что поможет мне догадаться, куда они ушли.

– Тогда, – кивнув, сказал Макс, – я тебя тут оставлю. Удачи.

Когда Кларк подошла к приборам, ее руки дрожали. Справа от нее возвышался целый штабель аппаратуры, откуда во все стороны, будто щупальца, тянулись кабели и провода всевозможных цветов. Кларк провела по приборам ладонью, слишком напуганная, чтобы повернуть или сдвинуть какой-нибудь рычаг. Она разглядывала комбинации букв и чисел, которые никогда прежде не видела: кГц, км, ГГц, мкм.

Один переключатель с надписью ВКЛ/ВЫКЛ вроде бы выглядел довольно простым. Кларк глубоко вдохнула, щелкнула им и затаила дыхание, когда все приборы засветились, будто разбуженные ее движением. Загорелись какие-то лампочки, и где-то глубоко в недрах приборов что-то зажужжало и загудело. Потом комнату наполнило низкое тихое шипение, постепенно становившееся громче и равномернее. Этот звук завораживал – звук жизни, которая, возможно, есть где-то в другом месте, далеко отсюда. Кларк могла теперь сказать, почему ее родители оказались в этой комнате. Они хотели увидеть все это своими глазами и услышать своими ушами этот звук. Звук надежды.