— Попытайтесь, — я счастливо улыбнулся. — У нас все получится! Я знаю! — я неожиданно бросился ему на шею и порывисто обнял.

Инстинктивно он тоже обнял меня. Потом попытался оттолкнуть.

— Держите себя в рамках! — прикрикнул он,

— Спасибо, спасибо… Я восхищен. Я поражен, — неся околесицу я раскланялся и потянул Вовчика в толпу фуршетнйков.

На меня попер с безумными глазами телевизионщик, спешивший к приехавшему из-за бугра пианисту, в свое время сбежавшему из страны. Он настиг пианиста со словами:

— Несколько слов, как вас угнетали в СССР.

— Это без проблем, — кивнул беглый пианист…

Мне больше делать здесь было нечего.

— Пока, Вовчик, — я взял за плечо Вовчика. — Не говори, что я здесь был. Не стоит.

— Да я… — он поперхнулся шампанским, которое успел схватить со стола. — Конечно.

— Пока…

Я положил руку на обернутое мягкой кожей рулевое колесо и расслабленно развалился на сиденье. Еще одно преимущество небольших габаритов — можно спокойно развалиться в «Жигулях» — это моя вторая разъездная машина, такая же потертая и так же хорошо рвущая с места, как и первая.

Ждать мне пришлось где-то с час. В машине было куда приятнее, чем в фойе театра юмора. Такое количество голубых и им сочувствующих в одном помещении — это опасно для психики и здоровья, как скопление ядовитого газа.

За этот час я наслушался столько всяких благоглупостей, похабщины, недвусмысленных предложений, которые говорили моему новому «клиенту» и которые говорил он. Микрофон работал исправно и, как настоящий труженик, перекидывал слова и звуки мне на приемник.

Наконец, тусовка в театре начала выдыхаться вместе с разлитым по стеклянным бокалам шампанским, и тусовщики начали двигать по домам.

— Вы подумайте о моем предложении, — проворковал «клиенту» продюсер женского трио «Роза любви». Еще сидя в зале театра, я обратил на него внимание. Он весь сиял, как вывеска на соседнем гастрономе — неоновой голубизной.

Продюсер договорился с «клиентом» о взаимовыгодном сотрудничестве и о том, как бы закрепить знакомство в баньке за городом.

— Скромная мужская компания, — настаивал продюсер. — И никаких женщин!

Художник был в принципе не против, однако чувствовалось, что настроение у него просто отвратительное.

Шестисотые «мерсы» и «бентли» стали отчаливать от стоянки перед .театром.

Вот и «клиент». Сел в свою розовую (выбрал же цвет!) «Мазду-626». Тронул машину вперед.

— Ох, — покачал я головой. — Вот чудило.

Через некоторое время он выдал:

— Черт возьми, ну что за жизнь?

Его вздохи и ругань предназначались только для его собственного употребления. И он представить не мог, что я их прекрасно слышу из наушника.

Хорошо все-таки быть многогранной личностью и иметь самые разнообразные таланты. Один из них — умение виртоузно владеть руками. Я вполне мог бы подрабатывать фокусами, вытаскивать тузы из колод или кроликов из цилиндров. Но еще лучше у меня получалось незаметно вытаскивать документы и кошельки из нагрудных карманов, а то и часы с руки — понятное дело, этим умением я не злоупотреблял. А уж обнимаясь с человеком, прилепить на его кожаный пояс булавочку с микрофоном — легче легкого.

Такая изящная крошечная штуковина. Сделано в России. Пашет не хуже и дольше американских, только в двадцать раз дешевле. Звук передает отлично. И бьет на двести метров, что для устройства такого размера — просто чудо. Технологии двадцать первого века, которые вдруг оказались никому не нужными, кроме меня,

При выезде на Садовое кольцо сотрудники автоинспекции проверяли машины. Я видел, как розовая «Мазда» затормозила. Художник продемонстрировал инспектору какую-то бумажку, и инспектор отошел, явно недовольный.

Потом инспектор тормознул меня.

— Вот черт, — прошептал я, тормозя. «Мазда» свернула направо и двинула по кольцу сторону площади Маяковского.

— Ваши права, — грозно потребовал инспектор, решив на мне отыграться за то, что не смог отыграться за что-то еще на хозяине «Мазды».

Я сунул ему права, техпаспорт и пятидесятидолларовую бумажку. Он ошалело посмотрел на меня.

— Тороплюсь, командир! — воскликнул я.

— Бандит? — с сочувствием спросил инспектор.

— Я? — взвизгнул я, чуть не подпрыгнув на сиденье. — Режиссер рекламный.

— А, — протянул участливо инспектор. — Видимо, на его взгляд, эта профессия тоже относилась к числу уважаемых.

— Черт, время.

— А кто тебя держит? — купюра исчезла в голенище сапога — он, как бы невзначай пригнувшись, сунул ее туда. Лицо его было сдержанно довольное — вечер прошел не зря.

Я врезал по газам и устремился по кольцу. Все, больше не останавливаюсь, пусть хоть стреляют. Мне нужна розовая «Мазда». Но где она?!

В наушниках была тишина,

Если «Мазда» съехала с кольца — я ее шиш найду. Трудно вести наблюдение в Москве в одиночку. Нужно хотя бы две радиофицированные машины, а лучше штук пять. А тут один — и каждый инспектор норовит все испортить.

— Тяжко, ой как тяжко, — услышал я в наушниках. Тяжко было, значит, не мне одному. Тяжко было и Ристику. Отлично!

Поймал! Значит, до него где-то метров двести-двести пятьдесят.

— Охо-хо, — звук донесся четче. Я наддал газу, и вскоре увидел розовую «Мазду» — она застыла у светофора вместе с другими машинами.

— Эх, — опять вздохнул Ростик.

Ну разве можно быть таким унылым типом?

Ростик жил в высотном доме рядом с метро «Водный стадион». «Мазда» заехала во двор. Я же затормозил, остановил машину около длинного магазина «Речник» и выскочил из салона.

Я увидел, как художник прикрыл машину ракушкой и прошел в подъезд. Я не боялся, что он меня узнает. Пока я ждал его у театра, то приобрел пристойный вид, сменил одежду с заклепками на строгий пиджак и стал походить на приличного человека.

Интересно, у него окна во двор или на улицу? . На седьмом этаже зажглось еще одно окно. И в окне появился темный силуэт. Ростик! Он самый!

Я вернулся к машине, завел ее во двор. Теперь подождем немного,

Микрофон снова передал стоны. Потом шорох, который можно было расценить, как звук стягиваемых ботинок, пиджака. Брюки оставил. Были отлично слышны его шаги по комнате. Он метался, как зверь в клетке. Похоже, квартира казалась ему тесноватой. Да, что-то его гложет. Может, раздумывает, как будет лучше — опустить в свой карман мои две тысячи долларов или отдать их приятелю, понадеявшись получить все восемь тысяч.