Я испытала огромную радость и огромные угрызения совести из-за того, что чувствую эту радость. Слегка растерявшись, я пробормотала в трубку какие-то слова, которые тут же вызвали разочарование и у Матео, и у меня самой.

— Что с тобой происходит? Ты жалеешь о том, что вела себя безрассудно?

Он не мог себе даже представить, насколько наивен и простодушен. Он думал, что если у него на ремне пряжка в виде черепа, а на пальце перстень с изображением кобры, если он очень близко общается с золотоволосой Принцесской на своих концертах, если он хорошо умеет целоваться, если он старше меня и если он заставил меня буквально броситься в его объятия, то, значит, ему можно вести себя со мной совершенно раскованно.

— Мне необходимо тебя увидеть, — сказал Матео.

Я очень много раз, проснувшись утром, лежала еще некоторое время в кровати, заложив руки за голову и глядя в потолок, и представляла, как какой-нибудь парень произнесет как раз те слова, который только что произнес Матео. Это было нечто такое, что случалось в жизни большинства девушек — а особенно в кинофильмах, — и что могло когда-нибудь случиться и в моей жизни. И вот это «когда-нибудь» наступило, но только почему-то в неподходящий момент.

— Мне очень понравилось то, что ты привез меня домой на мотоцикле, и… и все остальное тоже понравилось. Ты вернул тот пиджак его хозяину?

— Забудь о пиджаке. Я выбросил его в мусорный ящик. Я хотел было оставить его на память, но он занимал слишком много места в шкафу.

Я засмеялась каким-то глуповатым смехом.

— Чем ты собираешься сейчас заниматься? — поинтересовался Матео.

— Мне нужно идти работать. Я как раз собиралась выходить из дому.

— А завтра?

— Я тебе позвоню. Обещаю, что позвоню.

Я несколько секунд помолчала. Мне хотелось сказать ему, что мне все еще не верится, что между мной и ним все это было и что, будь на то моя воля, я ни на минуту не отрывалась бы от его черной футболки. Я ходила бы вместе с ним на его концерты, обнималась бы с ним посреди толпы его приятелей и почитателей — как это делала Принцесска — и думала бы только о том, как бы увидеть его еще раз, и еще раз, и еще… Мне хотелось сказать ему, что мне нравится в нем даже то, что мне вообще-то не нравится, — как, например, его дурацкая бородка.

— С тобой что-то произошло? — спросил Матео.

— Нет, ничего. Я просто спешу. Чем быстрее я закончу, тем быстрее смогу тебе позвонить. — Я слегка понизила голос. — Мне очень хочется, чтобы мы увиделись.

Я не сказала: «Мне очень хочется тебя увидеть». Я сказала: «Мне очень хочется, чтобы мы увиделись». Такая формулировка казалась мне более нейтральной.

Я положила телефонную трубку с ощущением, что была слишком холодна и все испортила. Однако мне ни в коем случае не хотелось рассказывать ему, что я сейчас поеду в больницу навестить свою маму и что ищу свою якобы существующую сестру. Матео у меня ассоциировался с музыкой, с его товарищами-музыкантами, с мотоциклом, с желанием целоваться с такой девушкой, как я, на погруженной в полумрак площади, и мне хотелось ассоциироваться у него с радужными представлениями, которые сложились у него обо мне. Я не хотела лишать его их так быстро. Я не хотела передавать ему, как передают друг другу джойнт, свои проблемы, потому что тогда он уже не стал бы относиться ко мне так, как раньше, а я не испытывала бы радости, какую испытывала сейчас, направляясь в больничную палату № 407. «Мне необходимо тебя увидеть», — сказал он мне. Он произнес эти слова одновременно и ласковым, и грубоватым голосом. Возможно, именно благодаря тому, что его голос может быть таким, у него и возникло желание петь.

Подойдя к двери больничной палаты, я услышала знакомые голоса, которые вызвали у меня и радость, и страх. Это были голоса моего отца и Анны — «той, у которой есть собака». У меня тут же возникли сомнения в том, что я смогу как ни в чем не бывало смотреть ей в глаза, подозревая при этом, что это она залезла в портфель из крокодиловой кожи и забрала из него фотографию.

Зайдя в палату, я тут же бросилась целовать маму, чтобы не пришлось здороваться с Анной. Я склонилась над мамой и провела в таком положении несколько бесконечно долгих минут, пока меня не окликнул отец:

— Здесь Анна.

Мне подумалось, что отец — идиот. Какое значение имеет Анна? Единственное, что было для меня важным, — это мама.

— А-а… — сказала я, будучи не в силах скрыть досаду и едва взглянув на Анну.

— Ну что, мне пора идти, — сказала Анна. — Я рада, Бетти, что тебе стало лучше.

Я заметила, что выражение ее лица стало слегка смущенным: она, возможно, мысленно спрашивала себя, не обнаружила ли я, что фотографии Лауры в портфеле из крокодиловой кожи уже нет. Отец сказал, что, раз уж пришла я, то и он тоже уходит, и вышел из палаты вслед за Анной. Вышел вслед за зеленым трикотажным платьем, идеально сидевшим на ее фигуре. Отец слегка прикоснулся к ее талии, словно помогая ей выйти. Мужчины иногда делают такие вроде бы рыцарские, но абсолютно бессмысленные жесты. На плечах у Анны был большой фиолетовый шейный платок, а в руках — сумка такого же цвета. Она будто сошла с обложки какого-то журнала. И тут мозг дал мне команду выскочить вслед за отцом и Анной в коридор.

— Анна! — крикнула я. Она обернулась. — Как поживает Гус? Где ты его оставила?

Анна с облегчением улыбнулась. А может, мне это просто показалось.

В этом мире наверняка нет ни одного сына и ни одной дочери, которые хотя бы раз в жизни не подумали, что их родители — не очень умные, что они могут ошибаться и неверно судить о людях и событиях. Именно такие мысли возникли у меня по отношению к отцу. Он начал вызывать у меня раздражение из-за того, что не верил утверждениям мамы относительно Лауры, а также разочарование из-за того, что не пытался ни в чем разобраться. Он только лишь хотел, чтобы все было нормально, чтобы его жена не болела, чтобы Лаура так и не была найдена, чтобы Анхель окреп в Аликанте и чтобы я постепенно повзрослела. А вот у меня не выходили из головы мысли о том, что Анна украла фотографию Лауры. Меня начинала мучить ревность. У меня не выходили из головы зеленое платье, хорошо облегающее стройную талию, и рука отца, которую он положил на эту талию, когда выходил вслед за Анной из больничной палаты. Поэтому вечером того же дня, вернувшись домой, я сказала отцу, что фотография Лауры исчезла и я подозреваю, что ее похитила Анна, потому что она довольно долго находилась в нашем доме одна и кроме нее украсть эту фотографию не мог никто.

Мы сидели с отцом перед включенным телевизором. Есть мне не хотелось, хотя я и купила несколько крокетов и бутербродов, чтобы не ложиться сразу спать, чтобы хотя бы формально соблюсти процедуру ужина и — самое главное — поговорить за ужином с отцом о том, что я обнаружила. Отец принес из супермаркета на углу упаковку баночного пива. Мне пива не хотелось, и отец пил его за двоих.

— Странно, что ты думаешь, будто Анна способна на подобный поступок. Она одна из немногих, кто нам помогает. Бетти всегда очень рада ее видеть. Она сегодня была очень довольна тем, что Анна пришла ее навестить…