Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот список тех, – Соколов положил на стол лист бумаги, – кто сейчас у Топоркова.
– Молодец, – сказал Борисов. – Варя, – он взглянул на Кудрявцеву, – кто вел дело по повешенным в Лесосибирске? Точнее, кто начинал? Я разговаривал с полковником Мушкиным, он ничего вразумительного ответить не смог.
– Я узнаю, Игорь Васильевич, – кивнула Варя.
– Бык точно на совести Топорика, – хмуро проговорил Борисов. – Да и Лиров тоже. Но где он был все это время, и почему его убили? Причем не вешатели. Все так же, как с женщинами и Быковым. Значит, Топориков. Или есть еще кто-то третий?
– Угол это, – заявил Соколов. – Топориков не причастен…
– А зачем ты ударил его? – перебил Андрея Борисов. – На первый раз прощаю, но больше руки не распускай, что бы человек ни говорил и как бы себя ни вел. Надеюсь, подобного не повторится.
– Извините… – Андрей смутился. – Он меня достал. К тому же…
– Все, – кивнул Борисов, – проехали.
– Знаете, Игорь Васильевич, – неожиданно вызывающе заявила Кудрявцева, – а мне понравилось. Топориков сразу сник, испуганный стал, куда все его нахальство подевалось…
– Я сказал, хватит! – гаркнул Борисов. – А ты почему здесь? Я тебе что велел делать.
– Иду… – Варвара быстро вышла из кабинета.
– Далеко-далеко, – аккомпанируя себе на семиструнке, хрипловато пел Суслин, – далеко журавли улетали. От снегов, от пурги, от полей, где бушуют метели. А лететь журавлям, а лететь журавлям нет уж мочи, и присели они на полянку в лесу среди ночи.
– Душевно поет, – вздохнул Митрич.
Геракл разлил коньяк.
– Ничё коньячишко-то, – взял свой стакан Митрич. – Говорили, он клопами пахнет. А ведь ничё, пить можно… и в голову так умеренно шибает. Очень даже ничё!
– Французы плохой не делают, – заявил Геракл и посмотрел на Кирку. – Ты же в Лесосибирске вроде в ментовку попадал. Тогда вешали мужиков, и теперь снова кто-то в загул ушел.
– Так те года, – сказал Митрич, – прошли. Раньше ведь – ежели убьют кого – ЧП. А сейчас мочат кого попало и частенько за просто так, удаль показывают. А вы, значит, из Москвы приехали своих шестерок спасать?
Суслин, отложив гитару, взял стакан и с улыбкой посмотрел на старика:
– А если и так?
– Так вешают в основном отморозков, – отозвался Митрич. – И верно делают! – Он выпил. – Фу… А ведь ничё коньячок-то, – повторил он.
– А у вас кто вешал? – спросил Кирку Геракл.
– Да кто знает. – Кирка вздохнул. – Хапнули нас с Любимовым, а мы и рады – спасла нас ментовня. – Он усмехнулся. – А кто и почему…
– Но ведь вам там что-то предъявляли, – перебил его Геракл. – А ты говоришь…
– Слышь, мил человек, – вмешался Митрич, – ты здесь особо следствие не наводи. Антон сказал бы, если б знал. А если не говорит, то или не знает, или не хочет. Так что отстань от него и давай лучше налей еще. Ежели вы только из-за этого и пьянку устроили, то лучше топайте отсель, пока в здравии.
Суслин рассмеялся:
– Молодец, старый! Все, больше вопросов о прошлом не будет.
Геракл, тоже улыбаясь, разлил коньяк.
– А вы, значит, за Топорика беспокоитесь? – тихо спросил Кирка.
– И за него тоже, – кивнул Суслин. – Понимаешь, он, как правильно заметил Митрич, наша шестерка, и благодаря ему мы делаем бабки. Пусть не всегда законно. Точнее, всегда незаконно, но он пашет на нашу контору, а мы не желаем терять бабки. И есть основание полагать, что… – Он взглянул на Митрича. – Извини, старик, но не я сейчас начал этот разговор. Так вот, мы здесь потому, что народные мстители вздернули уже нескольких наших людей. И мы должны найти этих умельцев. Извини еще раз, Митрич, но сейчас время такое. Раньше каждый воровал для себя, а сейчас…
– Бабулек на рынках обирать время пришло, – усмехнулся Митрич, – и на тех, кто смог деньги заработать, дань накладывать. Я тут на рынок сунулся, а мне говорят – плати. Я спрашиваю – за что деньгу-то давать? А мне говорят – за вход. Вот так-то, мил человек. И наверняка ваши, московские, эту хреновень придумали.
– Нет, – снова засмеялся Суслин, – мы этим не занимаемся.
– Вы просто боитесь на банк напасть или, к примеру, инкассаторов хапнуть, вот и… – возразил Митрич.
– Было и такое, – улыбаясь, перебил его Суслин.
– Вот Топорика вашего вздернут, я на радостях литру осушу, – сменил тему Митрич. – Он же, сукин сын, сам ничего не может, а других норовит подставить. Васька мой за него срок мотал.
– Так командир никогда в атаку сам не ходит, – посмеиваясь, сказал Суслин.
– Трус этот командир, – уверенно заявил Митрич.
– Давайте прекратим этот базар, – не выдержал Геракл.
– Правда-матка глаза режет? – усмехнулся Митрич.
– Время сейчас другое, – спокойно ответил Суслин.
– Там какой-то Татарин загуливал, – негромко сказал Кирка. – Я не видел его, но слышал, как его шестерки базарили. Ни имени, ни фамилии, а кликуха – Татарин.
Суслин и Геракл быстро переглянулись.
– Знакомый вам, видать? – отметил Митрич.
– Наблюдательный ты, старик, – кивнул Суслин. – Но наш Татарин не вышел на тот уровень, чтоб шестерок иметь. Ты ментам ничего не говорил? – спросил он Кирку.
– Нет. Сейчас похоже вешают. Там так же было.
– Ты давай-ка облегчи душу, – протянул ему стакан с коньяком Митрич, – и не вспоминай больше. Это ж знаете как по сердцу лупцует.
– Так больше и нечего вспоминать-то, – глухо отозвался Кирка.
– Давайте выпьем за всех нас! – Суслин поднял стакан.
– Вот с тобой я на дело пошел бы, – сказал ему Митрич. – А с тобой нет, – перевел он взгляд на Геракла. – Морда у тебя злая и хитрая. Жадный ты, за деньгу большую пришибить можешь. И вообще, ежели опасность какая, спиной к тебе лучше не поворачиваться. Чтоб свою шкуру спасти, через кого угодно перешагнешь.
– Хорош тебе, старый, – усмехнулся Геракл, – не такая уж я и падла. Чужих не пожалею, а своих не подставлю. Правда, и рисковать башкой не стану. – Он засмеялся.
– Татарин, – пробормотал Суслин. – Если уж ты назвал кликуху, то расскажи все, что там случилось.
– А на кой тебе это надобно-то? – спросил Митрич.
– Интересно, из-за чего людей в петлю суют.
Стамбул
– И что? – спросил Умар-бек. – Я не понимаю, почему ты так нервничаешь. Все это в далеком прошлом и…
– Извините, уважаемый, – возразил крепкий высокий мужчина, – такое в прошлом навсегда остаться не может. Неужели вы не понимаете?
– Меня это совершенно не волнует, Хан, – ответил Умар-бек. – А вот твое волнение… хм, немного беспокоит. Ты боишься, а это…