— Это один из этих дурацких Призраков, — сказал Курт. — Которые торчат у компьютеров и энергию жрут.

— Ты! — ткнул Боксер в какого-то двенадцатилетнего пацана. — Приведи Энтони. Быстро!

Пацан побежал в гостиницу.

Мы ждали, охваченные неловкостью. В последние дни молчание стало для нас слишком громким. Его надо было глушить музыкой.

Пацан прибежал обратно.

— Боксер… Энтони говорит, что слишком занят, и еще хочет знать, почему снова отключили ток.

— А, блин! — Я думал. Боксер сейчас взорвется. — Пойди и приведи его! Курт, ты пойдешь с ним. Тащите его за волосы, если надо.

Я посмотрел на Сару, а она приподняла бровь. Мы еще не видали Боксера в таком бешенстве.

Через несколько минут пацан и Курт вернулись в сопровождении десятка угрюмых Призраков. Для них даже закатное солнце было слишком ярким, и они терли покрасневшие глаза.

— Кто тут Энтони? — рявкнул Боксер.

— Я, — сказал тощий серолицый подросток. — Чего генератор не работает?

— Вот это мы и хотим узнать.

— А я тут при чем? За ним смотрит Миддлтон.

— По графику сейчас твое дежурство. Ты за него отвечаешь, Призрак.

Дэйв внимательно наблюдал: его усталые глаза отметили, что сейчас что-то намечается. То же дошло и до толпы возле бассейна. Никто не говорил ни слова.

Энтони перешел в контрнападение:

— Я к нему уже неделями не подходил. Какого черта я должен с ним возиться?

Остальные Призраки закивали. Они были на стороне Энтони.

— Но тебя же учили за ним следить, — тихо сказал Дэйв. — Ты должен был его разбирать каждые три недели и чистить свечи.

— А чего это именно я? Ты все делаешь. Боксер, — вот и это сделай.

Я понял, что сейчас будет. А Энтони — нет.

Кулак Боксера мелькнул в сумерках белой молнией. Удар пришелся точно в середину лица Призрака. Он свалился плашмя.

Минуту я думал, что он и в самом деле умер. Он лежал, глядя в небо невидящими глазами. Потом заморгал и простонал. Кровь текла по футболке водопадом.

Призраки попятились.

— Стоять, зомби говенные! Стоять, я сказал!

К Боксеру вернулись армейские привычки. Призраки не обратили внимания и стали отступать к гостинице.

Одним движением Боксер выхватил из джинсов тяжелый кожаный ремень и обрушил его на Призраков, как бич.

Они с воплями бросились обратно с красными следами на лицах и руках. Один попытался удрать. Боксер умело сделал ему подсечку и вздернул вверх за волосы. Призрак взвыл.

Когда они построились. Боксер рявкнул:

— Мне это надоело! Никакой дисциплины! Каждый творит, что ему в голову взбредет. И это каждый, а не только эти Призраки. Теперь каждый будет слушать Дэйва Миддлтона и делать, что он скажет. Или… — Боксер вздернул Энтони на ноги и показал его разбитый нос. — Или тут еще много кто будет ходить в таком виде.

Совершенно неожиданно у нас снова восстановился порядок.

И продержался четырнадцать дней.

А Дэйву Миддлтону, опустошенному усталостью и шокированному подобным нехристианским поведением, оставалось еще двадцать два дня жизни.

На следующее утро стало ясно, что король теперь Боксер. Он говорил, что это не так и что главный все равно Дэйв Миддлтон. Но за веревочки дергал Боксер.

После завтрака народ расставили по «работам», и все опять начали трудиться. Пикник закончился.

Когда я шел к бензовозу, который мне было приказано обслужить, передо мной на землю упал, подпрыгнув, окурок сигареты.

Я посмотрел, прищуриваясь против солнца. В десяти футах у меня над головой, развалясь на плоской крыше конюшни, как сам Дьявол, сидел Таг Слэттер. Первое, что я заметил, были его тяжелые сапоги.

Обычно они были чистые. А сейчас были так заляпаны засохшей кровью, будто он прошелся по бойне.

— Чего это тут творится, Атен?

Я изложил ему как можно короче. Меньше всего мне хотелось стоять и болтать с этой татуированной обезьяной.

Слэттер сплюнул, не попав в меня примерно на ярд.

— Самое время было кому-то взять власть. Миддлтон — говно.

Я не стал отрицать.

— А ты, Слэттер? Тебя недели две не было видно. Далеко был?

— Прилично. Мой старик меня подловил. Он следил за мной с самой фермы, где эта сука Кин копыта откинула.

— А где он теперь?

— Я его убрал.

Я снова посмотрел на его окровавленные сапоги, и мне нетрудно было представить себе, что случилось.

— Атен! Тебе придется сделать то же со своими.

— С моими? Я их не видел с тех пор, как мы съезжали с Селби-роуд по дороге сюда.

— Потому что ходишь, как пидор, с закрытыми глазами.

С этими словами Слэттер резко повернулся и исчез, оставив на крыше ржавые следы от сапог.

Я покачал головой и пошел своей дорогой. Типично слэттеровская подначка. Мама с папой отсюда за много миль… Может быть, их уже нет в живых.

Подойдя к бензовозу, я вытащил из кабины инструменты и приступил к работе. Боксер хотел, чтобы до зимы привезли еще топлива.

Через десять минут притащился Мартин Дел-Кофи, волоча по пыли развязанные шнурки.

— У вас занятой вид, мистер Атен.

— Это потому, что я занят. Что-то тебя давно не было видно. Чего ты хочешь?

— Да, вы не любите обиняков, мистер Атен. — Он разглядывал свои вычищенные ногти. — Я слышал, что было вчера вечером и что в Эскдейле появился новый владыка и хозяин. Каков он?

— Боксер? Ему семнадцать. Несколько месяцев проходил обучение в армии. По-моему, его где-то внутри гложет чувство вины, что он все лето валял с нами дурака. По-настоящему ему хочется порядка и дисциплины. Думаю, через месяц-другой мы тут все будем ходить в мундире и отдавать честь.

— Что ж, в подобной ситуации и нужен лидер с большой палкой. Миддлтон — демократ; его образ действий — «давайте-будем-действовать-вместе-как-разумные-люди» — был обречен изначально.

— Так, значит, ты это предвидел, Дел-Кофи? Потому-то ты и ушел жить в деревню?

— Мне нужен был покой для работы. Я хмыкнул и выбил воздушный фильтр. А Дел-Кофи говорил:

— Значит, у него есть настоящие качества лидера?

— Откуда мне знать? Мое дело — железяки да смазка. Строить психологические профили я не умею.

— Может, и нет. Ник Атен. Но ты знаешь, как формируется сообщество на улицах, кто поднимается наверх. Кто может возглавить банду.