Гусейнов приблизился к Федору Кальяну и сунул в его рыдающий рот икру. Тот, продолжая рыдать, кашляя и захлебываясь, глотал икру, продолжал повторять: «Ненавижу!»

Макарцев не стал дожидаться, когда ему сунут в рот ложку с икрой, встал, любезно поклонился и вышел, видя, как Евгений Франк умоляюще смотрит ему вслед.

На загородной вилле миллиардера Феликса Гулковского в уютной гостиной горел камин. Тяжелые поленья трещали, сыпали искры, от них ровными волнами катилось тепло, и было славно смотреть в просторное окно, где в талых водах, с языками последнего снега, стоял сад. Яблони начинали наливаться малиновым соком.

В гостиной в мягких креслах сидели хозяин Феликс Гулковский в домашней бархатной блузе с золотой вышивкой на рукавах и на вороте и гость, киноактер Николай Багряный, в легком сюртуке, без галстука, с расстегнутым воротом шелковой рубахи.

Бритая наголо голова Гулковского отливала стеклянным блеском, и на ней играли красноватые отсветы камина. Николай Багряный холеными пальцами разглаживал светлые бакенбарды, переходящие в пышные усы, взирал на хозяина водянистыми голубыми глазами.

– Дорогой Николай Фомич, – тонкие губы Гулковского сложились в обольстительную улыбку, на большом заостренном носу зажглось крохотное красное пятнышко, словно лазерный прицел, а продольные морщины на лбу стали похожи на линии нотной тетрадки, куда Николай Багряный вписал несколько нот из увертюры к опере Глинки «Жизнь за царя». – Дорогой Николай Фомич, я позволил себе оторвать вас от ваших неусыпных трудов, чтобы выразить мое восхищение. Вы, несомненно, выдающийся русский актер, которым вправе гордиться отечественная культура, а также мировой кинематограф, где Россия благодаря вам займет подобающее место.

– Мне лестно познакомиться с вами. Я считаю вас одним из самых влиятельных и просвещенных людей России, благодаря которым мы существуем как великая держава, – Николай Багряный произнес эту похвалу величаво, без тени подобострастия, как подобает монарху, оказывающему милость подданному.

– Все время вспоминаю, как вы, играя Государя Императора, скачете на коне среди русских снегов. Такая божественная чистота, такая несказанная белизна, и Белый царь проносится по своей поднебесной державе, и в каждом, кто это видит, такая любовь к императору!

Николай Багряный удовлетворенно кивнул, позволяя собой восхищаться.

– А как вы играли царя в его последние часы перед смертью! Уже револьверы палачей заряжены, уже комиссары в кожанках готовы совершить злодеяние, но Государь светел ликом, ясен челом. Целует жену и дочерей, прижимает к груди цесаревича, и ты чувствуешь, что на них уже нисходит святость!

Николай Багряный потупил голубые глаза, преисполненные печали, той самой, что делала образ царя столь достоверным и проникновенным.

– А сцена венчания на царство! Этот мистический момент, когда силы небесные проливаются на венценосца, приобщая его к небесной русской судьбе, и царь сочетает свою судьбу с небесной русской судьбой, свою трагедию с русской трагедией, свою святость со святостью народа-мученика. Ах, как вы это сыграли!

Николай Багряный принимал хвалу, привыкнув к обожанию, которым окружали его ревнители златоглавой венценосной России. Злодеи свалили эту несказанную страну в кровавую пропасть, и он своей игрой воскрешал поруганную и оскверненную Родину.

Некоторое время оба молчали, слыша, как трещат и стреляют дрова, окруженные ворохами искр.

– Видите ли, Николай Фомич, – произнес Гулковский, окружая гостя взглядом своих черных глаз, словно помещал в заколдованный круг. – Мне предложили грандиозный кинопроект, и мне нужен ваш совет.

– В самом деле? – небрежно отозвался Николай Багряный, скрывая свой острый интерес, предчувствие выгодного, быть может, ошеломляющего контракта.

– Мне предложили профинансировать фильм о восстановлении монархии в России. Да, да, именно монархии в современной России со всеми ее муками, противоборством обезумевших групп, ненавистью, которая толкает страну к новой гражданской войне. Эти противоречия и ненависть способен укротить только новый русский монарх.

Гулковский медленно вел черно-золотыми колдовскими глазами, сжимая вокруг Николая Багряного круг, и тот чувствовал стеснение в груди, но оно было сладостным, его подводили к ошеломляющему предложению, которое он ждал, быть может, всю свою жизнь.

– Что ж, это очень насущная тема. Россия грезит монархией. Православная церковь вынашивает в своих монастырях монархическую мечту. Афонские старцы предсказывают появление в России нового «белого Царя». Убийство Государя Николая Второго лежит кровавым пятном на России, порождало и будет порождать ужасные войны, чудовищные испытания. Чтобы они прекратились, мало каяться и виниться. Грех цареубийства будет искуплен только тогда, когда на русский трон сядет новый русский царь, – Николай Багряный произнес это убежденно и истово, как выстраданное. Его выпуклые голубые глаза посветлели, он огладил русые усы и бакенбарды и еще больше стал походить на Александра Второго, и Гулковский, дивясь этому сходству, вдруг представил «храм-на-крови», отраженный в канале своим золотом, мозаиками и изразцами.

– Прекрасно, что вы это понимаете, Николай Фомич, – сказал Гулковский. – Именно об этом фильм. К такому убеждению пришел Президент, изнывающий под бременем неправедной власти. Он знает, что впереди Россию ждут потрясения, с которыми ему не справиться. Это понимают его соратники, депутаты Думы, военные, духовенство. Отречение Президента от власти будет сопровождаться провозглашением монархии. Будет принята новая конституция, и Россия, наконец, вернется на свой подлинный исторический путь, с которого ее сбили преступники – цареубийцы.

Николай Багряный знал, какое предложение последует. Это будет долгожданная роль, небывалый успех. Фильм обойдет экраны мира, его игра, его подлинное искреннее чувство будут удостоены «Оскара». Наконец-то русский кинематограф пополнит ряд шедевров, таких как «Броненосец «Потемкин» или «Иван Грозный». Уж так устроена русская жизнь, что искусство достигает величия, изображая драму власти.

– Я не видел сценария, – сказал Николай Багряный. – Но в нем должна прозвучать тема Крыма. С возвращением Крыма в Россию вернулся сакральный центр власти. Именно там, в Херсонесе, совершилось помазание всей последующей плеяды русских Государей, снискавших божественный свет, соединив царство земное и царство небесное. Стоя босыми ногами в купели Херсонесского храма, князь Владимир передал свое помазание всем последующим русским царям.

– Обязательно внесем крымский эпизод! Ваш совет драгоценен!

Николай Багряный кивнул, предчувствуя, что теперь, с секунды на секунду, последует ошеломляющее предложение. И оно последовало.

– Я вкладываю в этот проект огромные деньги. Я хочу, чтобы этот фильм знаменовал начало новой русской эпохи. В России зачатие эпох происходило в литературе, в музыке, а в новые времена – в кино. Этим фильмом мы начнем новую эпоху России. И я хочу, чтобы провозвестником этой эпохи стали вы. Вы должны сыграть нового русского царя, да так, чтобы русские люди уверовали в вас, как в подлинного монарха. Хотели целовать вам руки, совершать во имя вас подвиги, хотели, как встарь, отдавать «жизнь за царя»!