– Варя! – Он сорвался с места, обхватил меня руками, прижал к груди, как в детстве. – Ты все не так поняла!

– Мне плевать, как я поняла! – бушевало во мне преданное доверие. – Но ты лгал и даже не подумал, что я наизусть тебя знаю! Бабушка сейчас сказала бы: «Вы влипли, Сергей Петрович, имейте мужество признать».

– Ну да, – вздохнул он, усаживая меня на диван. – Ты права. Мы готовим особую операцию, и потому никаких адвокатов у Дана не будет. И тебя тут тоже быть не должно, ты не вписываешься в план.

– Значит, он мне соврал, – мгновенно сообразила я, – когда объяснял, ради чего изображает узника концлагеря. И эта… невеста… она должна была уйти отсюда?

– Она уже ушла, – со вздохом сообщила Шейна. – Нам ведь нечего вменить ей в вину. Попытка навредить бывшему жениху не считается, маги в таких ситуациях вообще очень несдержанны.

– Да? – задумалась я, и произошедшее в холле вдруг повернулось ко мне новым ракурсом. – Так он специально ее злил?

– Она и сама нарывалась, – мрачно пробурчал дед, но я уже все сложила.

И обозлилась на них на всех так сильно, как не злилась даже на Дусю. Одно дело, когда тебе строит гадости чужой по духу человек, и совсем другое, когда это делают свои.

– Варя, ты все неправильно поняла! – спохватился Бес. – Это случайно совпало…

Он снова ринулся ко мне, но врезался в мгновенно выросшую перед ним стеклянную стену. И, наверное, больно ушибся, потому что ругнулся и начал тереть лоб.

Но я его не пожалела… впервые в жизни. Мне тоже было больно, стократ больнее, и я, как последний мазохист, собиралась сделать эту боль хронической. Чтобы больше никогда не попадать в ловушку под названием «дружеское доверие».

Пуль примчался на зов зеленой молнией и через пару секунд нес меня к окну мимо скорбно кривящихся магистров.

– Варья! – отчаянно позвала наставница, и я, приостановив паука, повернулась к ней.

– Тебе нельзя брать учеников, Шейна! – с нажимом произнесла, глядя в темнеющие от обиды глаза. – Ты ничего не понимаешь в педагогике. И методы у тебя как у армейского прапора или боцмана… А может, и хуже. Они не влезают сначала в душу, чтобы потом все вывернуть там наизнанку в поисках детских скелетиков. Если хочешь, чтобы тебе верили, никогда не хитри сама и попытайся верить другим.

– Варя, стой! – умудрился обойти стену дед. – Ты будешь после жалеть!

– Уже жалею, ты даже не представляешь как! У меня была нормальная жизнь и нормальные мечты, а ты сунул меня в эти авгиевы конюшни и теперь ждешь благодарности? Забудьте мое имя и постарайтесь не попадаться на пути!

– Варья… – безнадежно окликнул неизвестно когда появившийся здесь Данерс, но я, не оглядываясь, показала ему кукиш:

– Никогда!

А в следующий миг нас поглотила черная пасть портала.

– Будешь жалеть… – всхлипывала я, создавая крохотную яхту, смутно похожую на ту, что подарила Винку.

Первоначальное намерение поселиться где-нибудь в глухом местечке пришлось отбросить сразу, как только прорыдалась. Шеоссы будут чувствовать меня в любом уголке, а ходить по лесу без шкуры опасно. Как выяснилось, в здешних чащах водятся не только дикие звери, но и нечисть. Правда, очень опасливая и хитрая, но мне от этого не легче.

Поэтому мы будем бороздить океан в поисках свободного островка и однажды станем местными робинзонами. От этой перспективы снова защипало в носу, и на глаза навернулись слезы. Вот что плохого я им сделала? Спасала, лечила, ловила террористов, или как их еще можно назвать? И ничего не ждала взамен, только понимания и человеческого отношения.

И пусть бы это была новая проверка Шейны, но дед! Он ведь изучил меня наизусть! И прекрасно знал, как я ненавижу ложь, интриги и проверки на вшивость. Честного человека такие могут только оскорбить, а любой интриган давно знает способы обойти любые ловушки.

И отличный пример тому – Дуся или сегодняшняя княжна. Ведь она вовсе не дура и не могла не понимать, что браслет придется отдать. Но все же тянула, продолжая накалять обстановку до тех пор, пока не наступил подходящий момент швырнуть украшение на пол, оставаясь при этом невинной оскорбленной овечкой.

– Два сапога – пара, – сердито зашипела я. – Разыграли как по нотам.

Послышался непонятный шорох, заставивший меня забыть про обиды и поспешно оглянуться. Кусты зашевелились, хотя не было ни малейшего ветерка, и вдруг ощетинились сотней мелко подрагивающих усиков. А в следующий миг на них проросли черные яблоки мурашиных голов, внимательно озиравших раскинувшийся перед ними берег.

И тотчас из-под веток бесшумно вынырнула здоровенная черная бархатная туша и ринулась ко мне, как обычный щенок.

– Котя! – радовалась я, гладя его умную голову, потом оглянулась на мурашей, застывших вокруг Пуля в боевом построении, и мысленно приказала угомониться. – Это ваш новый товарищ, вернее, командир. Или, лучше, вожак. Пуль, это твои помощники. Забирайтесь в лодку, пора покинуть этот негостеприимный берег.

– Что означает этот знак? – Голос главного инквизитора был тих и бесцветен, но все находящиеся в комнате магистры дернулись, как от резкого окрика.

Столько силы и ледяной ярости прозвучало во внезапно заданном вопросе.

– Это кукиш, – морщась, как от нестерпимой боли, буркнул Рэйльдс. – Отказ… в грубой форме.

– То есть, – в глазах инквизитора опасной бритвой сверкнул гнев, – ты сейчас безжалостно растоптал не только мою жизнь, но и любимой внучки заодно?

– Данерс, – теперь морщился и Винк, – но ты же понимаешь, ради чего…

– Конечно, понимаю, – ядовито ухмыльнулся тот, и его промороженный, как сталь в северных ущельях, голос рассек застывшую тишину презрительным обвинением: – Ради кучки побрякушек, которые вы сами просвистали, доверив свои ценности бесстыжим мошенникам и интриганам. И теперь пытаетесь плести такие же интриги, не брезгуя грязными способами.

– Данерс! – возмутился Эдирес, еще почти такой же бледный и изможденный, как сам инквизитор. – Ты сам согласился на этот план!

– Но и подумать не мог, что вы будете действовать такими варварскими методами, – отрезал тот. – И пусть бы ты или Тобенс… но ее дед, о котором она говорит как о светлом духе! И эйна Шейнассия! Варья правильно сказала – тебя к ученикам и близко подпускать нельзя! Ты же за их поступками не видишь душ, пытаешься выжать человека, как прачка тряпку.

– Данерс, я понимаю… – Губы княгини дрожали от боли и обиды, но договорить он не дал:

– Что именно? Если понимаешь, скажи, кого ты в ней видишь? Способную ученицу, которую нужно вывести на новый уровень, я же верно догадался? Ну так мне это несложно, я маг уже почти тридцать лет. А она несовершеннолетняя девчонка, и ничего не значит тот факт, что в ее мире годы короче. Варья – дитя нашего мира и стала магиней только несколько дней назад. Несколько дней, вдумайся, Шейна! И она уже шеосс! А во сколько лет добралась до этой высоты ты сама? В сто? Или позже? И какой у тебя самой к тому времени был опыт по тренировке выдержки и самообладания? Причем ты воспитывала в себе эти необходимые магам качества годами, в спокойной обстановке, при помощи внимательных и благожелательных учителей. И никто тебя не предавал, не сдавал инквизиции и не бросал в глубокие ловушки. Никто не пытался сломать и прогнуть под себя! Повторю: несовершеннолетнюю, ничего не умеющую девчонку с едва пробудившимися способностями! Вы хоть помните себя в ее годы? На кого из вас свалилась необходимость спасать умирающего в чужом мире единственного родного человека, а потом отбиваться от всевозможных претендентов на вашу жизнь и свободу? Кто из вас сумел бы не только выжить и не подчиниться, но и победить? Ну, хоть раз не солгите самим себе!