и обнять девушку. Успокоить. Поплакать вместе с ней. И в тоже время, хочется сбежать.

Это слишком. Это очень больно. От этой боли необходимо избавиться. Хочется кричать, плакать, выть. Крепко зажмуриваюсь и заставляю себя дышать.

— Отлично! — Вдруг врывается громкий голос Тимура. — То есть… Вера, это не тебе. Твой брат обязательно поправится. Ты можешь идти.

Девушка выходит, пластина приходит в движение и вывозит меня из-под колпака. В комнату входит довольный Тимур.

Я сажусь, стираю слезу, ползущую по щеке, и морщусь. Никак не могу избавиться от болезненно шлейфа эмоций девушки. Счастливый вид Тимура никак не вяжется с происходящим.

— Что это было? — Спрашиваю, угрюмо уставившись на Тимура. Его улыбка мрачнеет.

— Это была Вера. — Машет рукой в сторону двери, кажется несколько растерянный моим хмурым видом.

— Что случилось с ее братом?

— Она… на первом этапе Калидус вызывает проблемы со зрением. — Начинает Тимур. — Иногда бывают зрительные галлюцинации, иногда слепые пятна. Иногда человек видит только движущиеся предметы, иногда наоборот, только недвижимые. Вера заболела одна из первых. Тогда мы еще не знали, как это лечится… — Тимур поджимает губы и отводит глаза. Тяжело вздыхает и тихо добавляет. — Она сбила своего шестилетнего брата машиной, когда подъезжала к дому. Не увидела его. Он стоял на дороге. Ждал ее. Поняла, что что-то попало под колеса только, когда переехала его.

Сжимаю зубы и морщусь. Вот откуда чувство вины у девушки, и ее бесконечная печаль. На грудь наваливается жалость пополам со злостью. Зная всю историю, Тимур намеренно возобновил ее в памяти бедной девушке, чтобы в очередной раз напомнить ей о том страшном событии и вызвать мучительные чувства.

— Это было жестоко, Тимур. — Не глядя на Тимура, соскальзываю с пластины и иду к двери.

— Ну оно того стоило. — Отзывается Тимур за моей спиной. — Если бы я не сделал этого, исследование ничего бы не показало. Уверен, Вера простит меня, она привыкла к моим странностям. Нормальные люди здесь не работают. — Неловко улыбается Тимур.

Вздыхаю.

— Никакой ты не волшебный. — Ворчу, опуская плечи. От былого расположения к Тимуру не остается и следа. Я разочарована.

— Все ради науки. — Пожимает плечами Тимур и снова улыбается, как ни в чем не бывало.

Я сникаю окончательно. Все ради науки. Все ради дела. Что за мужчины меня окружают? Что ж это за наказание?..

Тимур казался мне другим. Добрым, понимающим, способным на сочувствие.

Снова я ошибаюсь. Я совсем не разбираюсь в людях, даром, что обладаю эмпатией.

Хотя, возможно, ошибочна сама суть оценки людей. Может быть, мне пора прекратить делить людей на плохих и хороших. Ведь все мы многогранны…

Я считаю себя хорошим человеком. Но я — убийца.

Тимур сделал больно девушке, но при этом хотел помочь мне.

Вадим использует меня, но делает это ради спасения человечества. Хотя… Нет, пожалуй, Вадим — это исключительный случай…

Расправляю плечи и следую за Тимуром. Он до чего-то докопался, и я намерена узнать до чего. Пусть эта бедная девушка пострадала не зря.

Глава 27

Роберт Генрихович, — седовласый низкорослый старичок-еврей, не примечательный и суховатый, однако обладающий званием доктора медицинских наук, — несколько минут внимательно изучает обследования, после чего задумчиво уперев палец в подбородок, говорит:

— Прекрасная работа, Тимур. Замечательные исследования. Никогда не видел ничего подобного. Практически нулевая погрешность. Потрясающе. — Восторженно выдыхает старый ученый. Несмотря на то, что мы заявились к нему уже ночью, мужчина выглядел бодро и взбудоражено.

Тимур усмехается одновременно смущенно и самодовольно.

— Сам в шоке. — С кривой улыбкой отзывается Тимур. — Жаль не могу показать Вам исследования по Калидусу, они пока не подлежат разглашению, до утверждения комиссии. Только благодаря этому аппарату, мы продвинулись так далеко… эх, но… не могу. — Тимур раздосадовано морщится, и мотает головой.

— Узнаю в свое время. — Успокаивает его мужчина. — Вернемся к девушке. Какие ваши выводы?

Тимур расправляет плечи, подобравшись, и начитает отчитываться, как на экзамене, указывая пальцем в экран. Что он там показывает мне не видно: я сижу с обратной стороны, и безучастно слежу на непонятным разговором двух ученых на одной волне.

— Сверхактивность передней поясной коры указывает на гипертрофированность зеркальных нейронов. Отсюда эмоциональное заражение. Сверхчувствительное осязание. Скорее всего высокочувствительная нервная система. Пороговое значение, я бы сказал. Все просто. Выраженная эмоциональная эмпатия…

Роберт Генрихович кивает.

— Все просто… Было бы просто, вы бы ко мне не пришли. — Усмехается мужчина.

— Верно. Но проблема не в постановке диагноза. Агате ее… особенности мешают жить. Она испытывает очень мучительные постреакции. Думаю, это связано с чрезмерной активностью коры.

— Угу, угу. Согласен. — Кивает ученый. — Проблема в контроле?

— И в контроле тоже. Агате необходимо научиться закрываться от чужих эмоций, отключать восприимчивость по ненадобности. Но при этом периодически ей все же придется обращаться к ее способностям, и тут уже важно помочь ей не мучиться последствиями.

Роберт Генрихович переводит взгляд на меня, опускает очки на нос и приподнимает бровь. С пол минуты изучает мое лицо. Молчит, размышляя о чем-то, и снова переводит взгляд в экран.

— Что ж… Помочь девушке можно. Некоторое медикаментозное воздействие, когнитивная работа, психологическая помощь. С последствиями стресса — немного сложнее. — Рассуждает мужчина. — Тимур, взгляните вот сюда.

Тимур склоняется над монитором и внимательно вглядывается.

— Видите активность?

— Да. — С сомнением протягивает Тимур, кажется, не совсем понимая ученого.

— Передняя поясная кора, несомненно, правит балом в этом замечательном мозге. Но… нельзя закрывать глаза на ее соседей. Видите эти зоны? Если мы объединим воедино — префронтальная кора, кора задней части поясной извилины, билатеральные височно-теменные узлы. Что мы получим? — Профессор задает вопрос и смотрит на Тимура косым загадочным взглядом.

Тимур хмурится сильнее, будто пытается сообразить, а через несколько секунд распахивает глаза и потрясённо смотрит на профессора, будто познал какую-то истину.

— Зона ментализирования. — Произносит громким шепотом, словно не верит в то, до чего додумался.

— Верно, Тимур. — Довольно подтверждает Роберт Генрихович. — Во всем этом процессе участвует не одна зона, а целая нейронная сеть. Вот здесь. — Снова указывает на томограмму профессор. — Активно эмоциональное заражение. А вот здесь ментализирование, что говорит о…

— Работе когнитивной эмпатии. — Заканчивает за ним Тимур. Его лицо светлеет, на нем расцветает чуть ли не восторг.

— Да. Зона ментализирования — серый кардинал. — С усмешкой подтверждает профессор и оба мужчины переводят взгляд на меня. Оба выглядят так, будто сделали величайшее открытие, смотрят так, будто сейчас я должна выдать им гранд или хотя бы стереть ладошки в аплодисментах, но я только сижу и непонимающе пялюсь на них.

— Агата… Я… позже тебе все