Больше всего Анатолия теперь возмущало, что Кимбл тогда разыгрывал из себя наивного простачка, хотел казаться бедным-несчастным, а на самом деле уже наверняка задумал подлость.

Анатолий закрывал глаза и видел, как будто это было только что: гостиничный номер с массивными креслами, на столике — коньяк, два пузатых бокала и тарелочка с ломтиками сыра и лимона. Кимбл и Кропоткин сидят друг против друга, курят, говорят медленно, спокойно, спорить им в этот вечер не о чем. Хотя еще вчера во время доклада Кропоткина разгорелась такая дискуссия, что еще немного — и, может, до рукоприкладства дошло бы. А спорили-то из-за жалкого эмпирического коэффициента.

В тот вечер они говорили о том, чего им не хватало до полного счастья.

Кимбл, грея в руках бокал, жаловался:

— А у нас в центре штатных юристов вдвое больше, чем физиков. Они просто не дают работать.

Николай Николаевич для поддержания разговора интересовался:

— Зачем так много?

— Руководство как огня боится разориться на судебных издержках. Считает, что лучше платить юристам долго и понемногу, чем один раз, но расстаться с последней рубашкой. Сейчас суды по всему миру просто завалены самыми разнообразными исками из области авторского права. А в нашем деле, сами знаете, некогда думать о том, что эта константа или этот коэффициент кем-то запатентованы и, готовя статью, нужно было испросить разрешения автора на использование его собственности.

— Слава богу, мы в России еще до этого не дожили, — улыбался Кропоткин. — У нас свои проблемы…

— Не скажите, — не соглашался австралиец, — какая-то российская исследовательская организация предъявила не так давно американцам огромный иск. Так что и у вас уже народ понемногу начинает подтягиваться к общемировым стандартам. Тогда дело рассматривалось в международном суде, и русские иск выиграли. Американцы вообще много проигрывают в судах. И наверное, потому американские агентства, финансирующие научные проекты, как с цепи сорвались, они перелопачивают всю научную документацию, устраивают бесконечные юридические проверки. Я испытываю это ежедневно на собственной шкуре…

— Да, конечно. — Николай Николаевич кивнул. Он знал, что Кимбл работает на деньги транснациональной, но все-таки американской корпорации WW-TEL. Это все знают, и Анатолий тоже знает. Ничего необычного в этом нет, каждый ищет деньги где может. Но у Кимбла есть лишний повод посетовать на бездушных финансистов, которым подавай результат, когда они скажут, а не когда он созреет на самом деле.

Он продолжал жаловаться:

— В результате патентное законодательство США, призванное защищать авторов научных открытий, ученым и изобретателям только мешает. Финансисты боятся потерять на судебных издержках больше, чем вложили в разработки. А юристы, конечно, рады стараться. Они наживают состояния на таких околонаучных патентных спорах…

Разговор замер. Каждый думал о своем. Анатолий стоял в углу и жалел, что не ушел вовремя. Вначале вроде было неудобно уйти, а теперь и подавно — старики о нем, похоже, забыли и не замечают. Он переминался с ноги на ногу, от коньяка першило в горле, хотелось откашляться.

Затянувшуюся паузу прервал Николай Николаевич. Он сказал:

— Неизвестно еще, что хуже — щедрое финансирование, но постоянный контроль или отсутствие и контроля, и финансирования?..

Но стоило Анатолию открыть глаза, как он снова видел опостылевший потолок над диваном. И мысли возвращались по кругу к началу: Кимбл во всем виноват. Кимбл, которого тормозили юристы, не мог не захотеть затормозить работу конкурента Кропоткина.

Николай Николаевич, похоже, как врага-конкурента австралийца не воспринимал, относился к нему с доверием. Но если они давно в приятельских отношениях, то, наверное, переписывались и перезванивались. Хоть Николай Николаевич никогда об этом и не говорил, но наверняка так и было.

А значит, Кимбл мог запросто позвонить Кропоткину, или, например, прислать письмо, или еще как-нибудь огорошить какой-нибудь неприятной новостью, от которой и случился сердечный приступ.

Точно! Стопудово так и было.

Может, Кимбл и не хотел смерти Кропоткина, но тот умер. И Кимбл должен за это ответить.

Он сидит себе в своей Австралии, думает, что все ему сойдет с рук и вообще все у него теперь будет хорошо. Однако фиг вам! Фиг!

Когда «старички» — Грязнов-старший с Турецким, «естессно», — вдруг ни с того ни с сего среди недели засобирались совершить вылазку на природу, Денис, ни минуты не раздумывая, вызвался участвовать. Даже немного обидная роль, отведенная ему дядюшкой: «Поскольку трезвенник, будешь у нас шофером», не охладила его пыл.

Если бы старшие товарищи ехали по-настоящему рыбачить, когда не то что топать по берегу, разговаривать вполголоса запрещается, он бы, может, еще подумал, но намечался простенький пикничок бутылки на три всего коньяка под ушицу из купленной в магазине рыбы — а это хороший повод обсудить со стариками теории заговора Эренбурга. Во всяком случае, в последние несколько дней свести двух матерых сыскарей вместе и заполучить их в безраздельное пользование хотя бы часа на три Денису не удавалось. А хотелось непременно вместе и в спокойной обстановке, поскольку Вячеслав Иванович и Александр Борисович удивительно друг друга дополняют, а после небольшой дозы алкоголя их спаренный мозг превращается в некий симбиоз Дома советов и суперкомпьютера на базе суперпроцессора «Альфа».

Выехали часов в пять вечера на одной машине, багажник под завязку загрузили провизией, снастями, теплыми куртками и резиновыми сапогами, и, сколько Денис ни уверял, что половину еды придется везти обратно, а то и выбросить, что снасти так и будут лежать в багажнике вместе с сапогами, а куртки после коньяка не понадобятся, дядь Слава и Турецкий были непреклонны:

— А вдруг что понадобится и придется локти кусать, что не взяли?!

Отправились на Истринское водохранилище в облюбованное и уже не раз опробованное местечко. «Старики» всю дорогу спорили, на что в такую погоду лучше брать карася, Турецкий, которого вообще никаким рыбаком назвать было нельзя, поскольку на рыбалке мог грамотно только открывать да наливать, отстаивал червя. Грязнов-старший с пеной у рта доказывал, что на перловку или тесто можно за ночь натаскать до десяти килограммов. Денис молча посмеивался над асами рыболовами. Потому что, как и предполагалось, только выгрузились, Турецкий тут же бросился разливать. Единственное, что он успел до первой рюмки, — это снять туфли и носки и пройтись (четыре шага) по колючей, пожухлой травке. После третьей развели костерок, зарядили уху, и матерые спецы развалились вокруг костра с мечтательными физиономиями, глядя в багровеющие небеса, слушая трели вечерних птиц и приятное бульканье в котелке… Тут-то Денис на них и насел.

Вначале, правда, они не особо хотели отрываться от возвышенного и снова вспоминать о делах, но Денис, хоть сыщик и молодой, но опытный, хорошо знал, на чем зацепить старших товарищей. Стоило ему только заикнуться, что Эренбург нашел систему в разрозненной, казалось бы, череде убийств и тем самым обставил и Генпрокуратуру, и МУР, и всех прочих наших правоохранителей, как Турецкий с дядь Славой тут же забыли о птичках и завелись: