— Тебя не заберут ни в какое нахрен учреждение. И, тем более, блядь, ни под кого не подложат.

— Конечно. Только правда обо мне может в любой момент дойти до государства.

— Они тебя не заберут, — Помпей сказал это настолько твердо, что, вопреки всему, мне захотелось ему поверить. Вот только, в жизни существовали моменты, которые нельзя предотвратить. Им невозможно противостоять. Мое происхождение входило в этот список.

Я промолчала. Не нашла, что ответить, но опять попыталась встать. Не получилось. Помпей не отпустил. Он внезапно обнял меня со спины, положив лоб на мое плечо.

— Немного сиди так, — сказал он.

— Черт побери, ты сотрешь мазь. — буркнула. Такая близость с ним была слишком тяжелой. Хотя бы потому, что я не могла не реагировать на нее.

Некоторое время Помпей ничего не говорил. Просто сидел и мне даже показалось, что он заснул, но напряженность тела все равно ощущалась и поэтому я решила, что он о чем-то думал и эти мысли явно не были легкими.

— Город закрыт, — услышав эти слова, я вздрогнула. В голос выругалась. Черт, а ведь я надеялась на то, что эти слова Империи были преувеличением, ведь сознание отказывалось воспринимать то, что все настолько паршиво.

— Это конец? — спросила очень тихо.

— Возможно.

— Даже не попытаешься сказать что-то ободряющее? — я иронично и грустно улыбнулась. Закрытие города — это полное и безоговорочное его очищение. От стай. От нищих. От бездомных. Так, словно все мы не были людьми.

— Тебя никто не тронет. Ты будешь жить долго и счастливо, — Помпей сказал мне это на ухо. Ладонью проведя по спине и почему-то мне показалось, что в этот момент он не пытался меня успокоить. На самом деле говорил правду.

Или я просто на эмоциях представляла то, чего не было.

— Я о себе не беспокоюсь, — я опустила голову. Меня трясло. Слова «Закрытый город» ассоциировалось у меня с кладбищем. С множеством свежих могил тех, кого государство считало отребьем, от которого желало очистить город. — Мне страшно за тех, кого будут ловить.

— Все будет хорошо.

— Ты сам говорил, что, возможно, это конец.

— И начало чего-то нового.

— Чего именно?

— Зависит от нас.

Я закрыла глаза. Сильно зажмурилась, но почему-то ощутила облегчение, когда Помпей опять провел рукой по моей спине.

Так странно. Он вызывал во мне ненависть, но, в тот же момент, так легко успокаивал.

— Ты мне нужна, — услышав эти слова, я затаила дыхание. Почему-то мне казалось, что Помпей не собирался их произносить, но почему-то они все равно слетели с его губ. — Не сопротивляйся мне. Будь моей. Иначе я сорвусь, — сжав ладонью ткань толстовки, он сильнее прижал к себе. — Я от тебя завишу.

Внутри все вскипело. Забурлило и кровь текущая по венам стала похожа на кипяток. Мне захотелось рассмеяться. Слова Помпея были слишком громкими. Кто я такая, чтобы он от меня зависел?

И, наверное, мне следовало высказать эти мысли, ведь, если промолчать — значит, я была готова на что-то большее с ним.

А у меня этой готовности не было. Я вообще нечто такое отрицала. Никак не воспринимала.

Но закрытый город устрашал. До паники пугал и я понимала, что пока что не время для выяснения отношений. У нас были проблемы куда более глобальнее.

Когда мы возвращались в особняк, я еще более пристально рассматривала улицы родного города. Будто бы впитывала их в себя, но, в тот же момент, чувствовала жженую горечь и опасные отголоски паники от вида пустых тротуаров.

Создавалось ощущение, что тут все замерло. Приготовилось к тому самому концу.

— Как именно будут отлавливать парней из стай? — спросила у Помпея, когда мы уже вернулись к особняку и вышли из машины.

— Пока что точной информации нет.

— А предположения?

— Возможно, изначально шавки Цезаря будут искать имена и адреса. Собирать данные.

Цезарь… Если я не ошибалась, его звали Аваром Де Кора, но местные прозвали его просто Цезарем. Шишка из правительства. Вернее, сын губернатора столицы. Очень жестокий человек, купающийся в славе и восхваляемый теми, кто желал смерти и уничтожения низшего слоя общества.

Наверное, не нужно уточнять, что этого желала только знать и государственные правители.

Для них мы являлись ненужной ячейкой общества. Лишней. Как паразиты.

— Ты чего-нибудь хочешь? — Помпей открыл передо мной дверь. — Я поеду и куплю.

— Нормальную одежду, — буркнула, заходя в холл.

Помпей лишь молча кивнул. Наклонившись, оставил на моих губах короткий поцелуй и, не став уточнять, что именно я имела ввиду под «нормальной одеждой», опять уехал.

Насколько же мне был непривычным такой Помпей. Уже теперь он вел себя со мной, как с девушкой и это обескураживало.

Губы, из-за этого даже короткого поцелуя начали ныть и я, почему-то стала их покусывать. Немного потопталась на месте и украдкой побежала к Смерти.

Постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату. Альфа только вышел из душа и, кроме полотенца, низко повязанного на бедрах, на нем ничего не было. Но меня смутило не отсутствие одежды, а то, что он снял бинты.

Они, уже полностью пропитанные кровью, лежали на полу.

Он ничего не говорил. Я тоже молчала. Но взяв бинты, опять обработала его раны. Они все так же выглядели ужасно.

— Немного позже я опять зайду, — я сказала лишь это, после чего вышла в коридор.

Помпей вернулся через несколько часов привез еду и… черт раздери, действительно нормальную одежду. Джинсы, толстовки и футболки. Обрадовавшись, я схватила все это великолепие и побежала переодеваться. Раздевшись, даже не заметила того, что Помпей зашел в комнату и наблюдал за всем моим стриптизом.

— Выйди, — потребовала, спрятавшись за шторой.

— Я хочу видеть свою женщину голой, — вопреки моему требованию, он лениво сел в кресло. Не отрывал от меня взгляд, который не просто обжигал кожу. Он ее испепелял.

Я поджала губы, но, быстро потянувшись за одеждой, решила переодеться за шторой.

— Почему ты прячешься? — поинтересовался Помпей, мрачно наблюдая за моей возней.

— Мне неловко, — произнесла на выдохе. Кое-как натянула штаны, а затем и толстовку. Она была достаточно объемной, чтобы хоть немного скрыть грудь.

На мои слова Помпей ничего не ответил, но, когда я вышла из-за шторы, он неожиданно оказался рядом. Прижал к стене и поцелуями покрыл шею. Этим вызвал угольки бегущие по коже и мгновенно вспыхнувшее жжение внизу живота.

— Когда мы будем наедине, я хочу, чтобы ты носила платья, — сказал он хрипло. Насколько же сильно его голос сейчас был тяжелым. — Чтобы только я тебя в них видел.