Из летописной статьи 1158 г., повествующей о смерти дочери Ярополка Изяславича и погребении ее в Печерском монастыре, можно заключить, что написана она печерским летописцем. Он бесспорно современник события, знает, что умерла княгиня 3 января, а 4 января в час ночи была положена в гроб и погребена «съ княземъ въ гробѣ оу святаго Феодосия». В тексте воздается хвала княгине за ее великую любовь к святой Богородице и к Феодосию Печерскому, выразившуюся в том, что она вместе с мужем Глебом Всеславичем дала Печерскому монастырю 600 гривен серебра и 50 гривен золота. После его смерти передала в монастырь еще 100 гривен серебра и 50 гривен золота, а также завещала 5 сел с челядью. Разумеется, такие бухгалтерские подробности мог знать только летописец Печерского монастыря.

Церковная тема, как кажется летописцу, являлась камнем преткновения при обсуждении вопроса о переходе на киевский стол Ростислава Мстиславича. На приглашение племянника Мстислава Изяславича смоленский князь выставил условие: удаление с митрополичьей кафедры Клима Смолятича и возвращение на нее митрополита — грека Константина. После долгих препирательств дядя и племянник сошлись на том, что оба митрополита не могут быть реабилитированы, а кафедру должен занять новый человек. «И тако отложиста оба яко не сѣсдти има на столѣ митрополитьстемь и на томъ цѣловаста хрестъ, яко иного митрополита привести им исъ Царягорода».[288]

У Ростислава Мстиславича были и другие причины не спешить с принятием приглашения Мстислава, он хотел получить от вассальных князей заверения в их беспрекословном послушании великому князю, однако летописец, будучи лицом духовным, выставил на первый план спор о митрополичьей кафедре.

И в дальнейшем летописец внимательно следит за церковными событиями и скрупулезно заносит сведения о них на страницы своей хроники. Под 1162 г. он сообщает об изгнании из Суздаля Андреем Боголюбским епископа Леона, под 1164 г. говорит о преставлении митрополита Федора, под 1164 г. — о прибытии в Русь митрополита Иоанна, под 1165 г. — о поставлении епископа новгородского Ильи. Умерший в 1166 г. князь Ярослав Юрьевич назван «благоверным и христолюбивым».

Особенно отчетливо облик летописца просматривается в летописной статье 1168 г., рассказывающей о болезни и кончине Ростислава Мстиславича. Великий князь предстает перед читателем в образе праведника, мечтавшего провести остаток дней в Печерском монастыре. Об этом он как будто бы неоднократно говорил с игуменом Поликарпом, просил его поставить ему келию. «Молвяще же и то всегда къ игумену постави ми игумене келью добру, боюся напрасныя смерти, а что си о мнь Богъ оустроить и ваша молитва».[289] Летописец отмечает любовь Ростислава к святой Богородице и к святому отцу Феодосию, его желание «освободиться от маловременного и суетного свѣта сего и мимотекущего и многомятежного житья сего».[290] С аналогичными мыслями Ростислав обращался также и к Семеону «попови отцю своему духовному».

Рассказав о несостоявшейся попытке Ростислава постричься в монастырь, летописец возвращается к его последним дням, при этом употребляет традиционное выражение: «Мы же на прѣднее възвратимся». Подробное описание болезни великого князя, пересказ его молитвы перед иконой святой Богородицы, а также сообщение о просьбе Ростислава похоронить его в Киеве, в монастыре святого Федора, позволяют предположить, что написал обо все этом свидетель событий, находившийся в его свите. Он видел слезы князя, которые стекали из его глаз, «яко женчюжныя зерна», наблюдал, как он вытирал их «оубрусцемъ». Когда Ростислав, уже будучи смертельно больным, продолжил путь из Смоленска в Киев, летописец заметил: «И поидоша съ ним».

Разумеется, нас интересует, кто был автором статьи 1168 г.? Прямых свидетельств на этот счет в летописи нет, но есть косвенные, которые дают возможность хотя бы приблизиться к ответу на этот вопрос. Кроме самого Ростислава в тексте статьи названы: игумен Печерского монастыря Поликарп, духовник великого князя поп Семеон, покладник Иванко Фролович, а также Борис Захарьич, возможно, тысяцкий князя. Церковный характер статьи не оставляет сомнения, что автора надо искать среди духовных лиц. О Поликарпе говорится в третьем лице, как о человеке, с которым Ростислав много беседовал до своей болезни о спасении души через пострижение в монастырь. Летописец уточняет, что Поликарп был тогда уже игуменом Печерского монастыря. Не позволяет считать Поликарпа автором повести о смерти Ростислава и то обстоятельство, что он не был в свите великого князя во время его путешествия от Великих Лук до Киева и не мог быть свидетелем медленного умирания Ростислава. Остается поп Семеон, духовник князя. Он тоже назван в третьем лице, но, поскольку неотлучно находился при Ростиславе, есть основания именно его считать автором этой повести. Не исключено, что впоследствии она была отредактирована печерским летописцем.

Здесь мы подошли к вопросу об авторстве великокняжеских летописей Изяслава Давидовича и Ростислава Мстиславича. Среди возможных претендентов исследователи называют Поликарпа, который начинал свою летописную деятельность как секретарь Святослава Ольговича, а завершал ее в стенах Киево-Печерского монастыря как его архимандрит, продолжая проявлять симпатии к новгород-сиверскому князю. Считается, что авторство Поликарпа определяется частым упоминанием его имени на страницах летописи в конце 60-х — начале 70-х годов XII в. Летописная статья 1168 г., о чем шла речь выше, свидетельствует о беседах Поликарпа с Ростиславом Мстиславичем, в статье 1170 г. рассказывается об участии Поликарпа в погребении князя Ярополка Изяславича, внука Мстислава Великого, в статье 1171 г. речь идет о сопровождении (от Вышгорода до Киева) Поликарпом тела князя Владимира Андреевича, в статье 1174 г. описывается торжественная встреча великого князя Романа Ростиславича, в которой наряду с митрополитом участвовал и архимандрит Печерский Поликарп.

Н. И. Костомаров, раздумывая над тем, кто описал торжественное действо перенесения тела Владимира Андреевича, пришел к выводу, что это был игумен Андреевского монастыря в Киеве Семеон. Основанием этому послужили такие соображения. Князь Глеб отправил к Вышгороду двух игуменов — Печерского Поликарпа и Андреевского Семеона, но поскольку о Поликарпе говорится в третьем лице («Игуменъ же рече Поликарпъ»), автором рассказа должен быть игумен Семеон.[291]

Предположение Н. И. Костомарова не лишено вероятия. Нам представляется, что игумен Андреевского монастыря был тем самым Семеоном, который раньше являлся духовником Ростислава Мстиславича и, видимо, оставил потомкам подробное описание последних дней своего князя. Поскольку захоронение Владимира Андреевича было произведено в Андреевском монастыре, можно думать, что в его стенах была сделана и запись об этом действе.

Анализ манеры изложения событий в киевском летописании 60–70-х годов XII в. обнаруживает характерную особенность: присутствие Поликарпа во всех случаях зафиксировано в нем только в третьем лице. «И тако ему (Ростиславу. — П. Т.) повѣстящю с Поликарпом игуменом и рече ему игуменъ».[292] «И посла Мьстиславъ къ игумену Поликарпови и къ Данилови попови своему, веля има ѣхати къ брату Ярополку».[293] «И посла Глѣбъ князь игумена святыя Богородица Печерского монастыря Поликарпа».[294]