Мои слова вызвали отклик: раздался звук, как будто тот, кто скрывался в доме, подвинул к двери стул и тяжело сел на него.

– Кто ты такой? – спросил он.

Я глянул на Кирана. Тот пожал плечами – да уж, попробуй-ка ответь на этот вопрос кратко.

– Меня зовут Джон Гленгалл, – начал я. Нужно было сказать то, что заставит его открыть дверь, даже если это же заставит его меня ударить. На мне все заживет, так что можно не беспокоиться. – Мой отец был одним из тех, кто забрал танамор из той деревни.

Получилось! Дверь распахнулась. Я поднял глаза и замер. Такой здоровенный мужчина при желании согнет хилого типа вроде меня в бараний рог, так что можно даже не вставать в боевую стойку и не изображать, что я умею драться. Седеющие кудри до плеч, нос картошкой, морщины у глаз, хотя вряд ли ему было больше пятидесяти. Высоченный, сильный, кулаки размером с голову младенца. В серых предрассветных сумерках он выглядел устрашающе.

– И ты посмел сюда явиться? – прогрохотал он и ушел обратно в дом, хлопнув дверью.

Меня озадачило, что на мой странный вид он совершенно не обратил внимания, но я преисполнился надежды. Он точно что-то знает.

– Я не враг вашей земле! – взмолился я через дверь, которая выглядела как неприступные крепостные ворота. – Мой лучший друг – ирландец, мой брат собирается жениться на ирландской девушке, а мой отец всю жизнь поддерживал тех, кто приезжал отсюда в Лондон искать работу! Я даже ваши песни знаю! Хотите, спою?

И я фальшиво затянул знаменитую ирландскую песенку, которую отец пел вместо колыбельной в нашем с Беном детстве:

Я пропел все куплеты, какие знал. Киран с удовольствием подпевал, жаль, что слышать его мог только я, потому что с пением у него точно было лучше, чем у меня. Дверь не открылась. Я приложился к ней ухом и вздохнул.

– Сэр, я не уйду. Буду сидеть здесь вечность, а я не старею и не нуждаюсь в сне, так что слушать меня вам придется долго. Врать не стану, я, вообще-то, горжусь, что мой отец помог приобрести для империи целый остров. Но мне нравится ваш народ, ваша гордость, веселый нрав и стойкость в испытаниях. Как там у вас говорится? Думай как ирландец, поступай как три стакана назад? Это ведь поговорка о том, что нужно быть разумным, но смелым, – мне кажется, это про меня.

Я прижался к двери всем телом, но тут она внезапно распахнулась, и я рухнул под ноги ирландскому здоровяку.

– Парень, ты и мертвого заговоришь. Я-то думал, у всех на вашем острове кровь бледная, как у рыб.

– У меня, строго говоря, вообще никакой нет, – сказал я, доверчиво глядя на него с пола. – Во мне питательный раствор.

– Ладно уж, заходи. Не пойму, чего тебе надо.

Он тоскливо зашаркал в дом. Я сделал Кирану победный знак и зашел, с любопытством озираясь. Это было второе ирландское жилище, в котором мне довелось побывать, и оно понравилось мне больше, чем дом Молли. Тут было беднее, зато больше всякого интересного и забавного хлама. В доме у семьи Молли все было строго полезным и нужным в хозяйстве, даже полюбоваться нечем. Я потянул руку к ярко раскрашенному глиняному маяку, но заметил взгляд хозяина дома и вместо этого просто похлопал по каминной полке.

– Виски будешь?

– Увы, не могу.

– Понял, не уговариваю. Чаю?

– Нет, я вообще не могу пить. Я мертвый.

Хозяин обернулся, с сомнением оглядел меня еще разок и зашаркал к буфету, на котором стояло несколько цветочных горшков, – как и на подоконниках, полу и паре-тройке полок. Так вот на какую ярмарку он, видимо, ездил в Дублин!

– Вы их продаете, сэр?

– Да какой я тебе сэр. Меня зовут Фаррелл Маклафлин. И да, я их продаю.

Я невольно усмехнулся.

– Звучное имя, – сказал я и под его суровым взглядом пояснил: – Язык сломаешь.

Фаррелл щедро налил себе виски и выпил одним большим глотком.

– Та деревня, которую ты ищешь, называлась Тилмароун, – внезапно сказал он, протяжно произнеся букву «о». – Тоже язык сломать можно?

– Н-нет, – промямлил я, не готовый к тому, что так внезапно узнаю то, ради чего приехал. – А вы знаете, где она?

– Знаю.

– Покажете нам?

Он посмотрел на меня.

– Нам?

Я что-то забормотал, стараясь не смотреть на Кирана.

– Что бы ты ни искал, парень, там этого нет.

– Неважно, – убежденно ответил я.

Фаррелл отставил чайник, так и не заварив чай, и широкими шагами пошел наружу.

– Твоя повозка? Какие колесные оси! Быстроходная на вид, и лошади славные.

Эмблему Каллахана на боку он, к счастью, то ли не заметил, то ли не узнал.

– Можете отвезти нас прямо сейчас? – спросил я, когда понял, что разглядывание лошадей продолжится еще какое-то время.

– Нас?

– Меня. Я не очень-то умею управляться с экипажем.

– И не сомневался, – проворчал Фаррелл и ловко вскочил на козлы.

Мы с Кираном забрались на пассажирскую скамью. Неужели мы сейчас окажемся в том самом месте? Поверить не могу!

Небо из черного уже стало бледно-голубым, над морем ширилась розовая полоса, среди деревьев заливались птицы. Приближался рассвет. Мы оставили спящую деревеньку позади и стремительно покатили через пустошь. Ветер ворошил траву, и от этого она шла волнами, подобно морю. Фаррелл, сгорбившись, управлял лошадьми, я взволнованно следил за дорогой, Киран слушал птичий гомон и улыбался. Мне хотелось спросить его, чувствует ли он что-нибудь или, подобно мне, лишен осязания и нюха, но я промолчал, чтобы Фаррелл не посчитал меня сумасшедшим, который говорит сам с собой, и не передумал везти. Вот забавно: меня везет вглубь диких ирландских пустошей опасного вида мужчина, ненавидящий англичан, а мне совершенно не страшно. Проникая в воспоминания своих собратьев, я умирал много, много раз, чувствовал все, что чувствовали они, – и после этого, кажется, больше не боялся ничего на свете.

Мы свернули в сторону от моря, проехали совсем недолго, и перед нами раскинулась укромная долина среди зеленых холмов. Иногда из-под травы вдруг показывалась каменная плоть земли, словно проплешины в шерсти старого пса. Фаррелл ехал все медленнее, потом остановился совсем.