За перегородкой поносил свою не менее агрессивную жену пьяный хозяин. Плакал ребенок. У соседей гремел телевизор. За окном грохотал грандиозный мир, конструируемый согласно теории конструирования именно такого мира и на основе великих достижений реабилитированной релятивистской кибенематики.

Сотрудник сложил в папку трактат Шизофреника и заключения экспертов Социолога и Мыслителя и опечатал ее. Затем он дал указание принять меры к нераспространению или к пресечению распространения, если таковое имело место. Впрочем, подумал он, как и в тот раз, все это заглохнет само собой. Эту галиматью никто читать не будет. Скучно,

Доклад Заведующего был закончен досрочно и с перевыполнением плана на сто пять процентов. Заведующему его доклад очень понравился, и он его зачитал дважды и велел опубликовать тремя изданиями. Через весь доклад красной нитью проходила правильная мысль о том, что у нас все правильно, за исключением некоторых неправильных пустяков, на которые надо обратить самое серьезное внимание, и что все у нас ведут себя правильно, за исключением некоторых единичных сумасшедших и еще более единичных врагов, которых мы единогласно осуждаем и по отношению к которым принимаем правильные меры. Приняли решение считать главным направлением работы всех сотрудников до следующего доклада пропаганду этого доклада и подготовку нового. В Журнале напечатали сто статей и заказали еще двести с разъяснениями глубокого содержания доклада Заведующего, комментариев Заместителей к докладу Заведующего и разъяснений Помощников к комментариям Заместителей к докладу Заведующего.

ИДЕЯ ЗАГОВОРА

Претендент в широком кругу незнакомых сказал после доклада Заведующего, что Заведующий вовсе не дурак. Мыслитель в узком кругу знакомых сказал, что Заведующий не такой уж кретин, как все мы думали раньше. Но ему это может повредить, так как другие там еще хуже. Поэтому его нужно поддержать. И в воздухе повисла идея заговора с целью укрепления существующего положения вещей. Наметились три враждебных направления. Радикальное левое крыло настаивало на том, чтобы не допустить никаких улучшений сверх тех, которые захочет осуществить само Руководство. Правое умеренное крыло стремилось не допустить никаких ухудшений сверх тех, которые захочет осуществить само Руководство. Центристское болото не стремилось ни к чему, мечтая лишь о том, чтобы все осталось как есть, а уж если должно быть хуже, то чтобы оно коснулось их в наименьшей степени. Сразу же начались разногласия.

Конец все ждали и точно предвидели, читал Инструктор последнюю страницу рукописи Шизофреника. И потому он наступил неожиданно. Однажды среди ночи их подняли и объявили, что создана маршевая рота на фронт, им всем простили их тяжкие грехи и всех, за исключением Патриота, Литератора и Сачка, зачислили в роту. Патриот и Литератор разошлись по своим подразделениям. Сачок перевернулся на другой бок на койке в санчасти. Остальные собрали вещички и присоединились к собравшимся во дворе. Пехотный старшина скомандовал: "В две ширинки виссссь!", потом: "С места песню шагыыыым аррш!". Паникер, окончивший в начале войны полковые курсы ротных запевал, рявкнул так, что завыли сразу все ибанские собаки:

Ты не хныкай, твою мать,

Моя дорогая!

Коль придется подыхать,

Знать, судьба такая.

"Выше головку, тверже ножку, подтянииииись!", крушил ночную тишину пехотный Старшина. И, как сказано в "Балладе",

Пошагали они прочь

Навсегда куда-то в ночь.

После их ухода губу перевели в подвал. Началась ее нормальная история. Она общеизвестна. В этой истории их уже не было.

Окончив читать рукопись Шизофреника, Инструктор плюнул в нее от разочарования и велел уничтожить за отсутствием подходящих улик. Потом он стал ждать дальнейших указаний снизу.

Клеветнику стало невыносимо скучно. Нет друзей. Нет семьи. Нет соратников. Нет учеников. Нет собеседников. Нет зарплаты. Нет даже противников. Никого. Ничего. Дело, оказывается, гораздо серьезнее, чем он предполагал. Исчез Человек. Индивиды вроде меня тут совершенно не нужны. Они тут чужие. Клеветник пошел к Ларьку. Там, как всегда, толпились пьяницы. Гремела жизнерадостная музыка. И нельзя было понять, откуда она исторгается. Вот хор ибанской тряски завел популярные частушки на слова Литератора:

Ты, подружка, твою мать,

Пропоем страдание.

Сперва было бытие,

А потом сознание.

Последние две строчки Клеветник понял совсем иначе:

Сперва было битие,

А потом признание.

Их яма была занята незнакомой компанией. Когда он приблизился, молоденькая девочка с широченными плечами и полуобнаженным костлявым задом процедила ему сквозь сигарету, чтобы он мотал отседова, пока не схлопотал по рылу. Хотел бы я знать, подумал он, к какой категории отнес бы это явление Шизофреник? К антисоциальности? Вряд ли. Это - не протест, а приспособление.

Жена выпить не дает,

Как собака лается.

Все по-прежнему течет

И даже развивается.

И Клеветник куда-то ушел, так как никому не был нужен. А над пустырем гремел и гремел жизнеутверждающий мотив:

У моей зазнобы в попе

Сломалася клизма.

Снова бродит по Европе

Старый призрак изма.

ЭПИТАФИЯ ЖИВОМУ

Чуть свет ты вскакиваешь с кровати. Наспех одеваешь заспанного ребенка. И торопишься отвести его в детский сад. И ты видишь, такой же человечек ведет такого же ребенка в такой же детский сад.

Схватив авоську, ты бежишь в магазин. И стоишь в очереди. И рядом с тобой стоит этот человечек. Человечек нервничает. Человечек опаздывает на работу. А продавщица работает медленно. Ей некуда спешить. Она на работе. Ей наплевать на работу. Ей все равно. А без очереди лезут другие человечки. А того, что нужно человечку, здесь нет. И нужно бежать в другой магазин. И стоять в другой очереди.

Ты с трудом втискиваешься в вагон метро. И рядом с тобой протискивается тот же человечек. Он наступает тебе на ногу. Ты проскальзываешь на место, на которое он метил по праву первопробившегося.

Ты прибегаешь в свое учреждение. Перевешиваешь свой номерок. И рядом с тобой все тот же человечек перевешивает свой номерок. И садится рядом с тобой за стол. И шуршит, как и ты, никому ненужными бумажками.

Он идет с тобой на собрание. И на другое собрание. И на третье. И вместе с тобой подыхает со скуки. И с нетерпением ждет бессмысленного конца. Вместе с тобой он голосует За. Вместе одобряет. Вместе голосует против. Вместе осуждает. Вместе... Вместе... Вместе...