За большой вклад в укрепление безопасности Советского Союза выдающийся разведчик Хайнц Фельфе был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».

В решении ЦК КПСС от 30 июня 1954 года главной задачей взаимодействия с разведками стран народной демократии выдвигалось обеспечение дальнейшего объединения их усилий в работе по главному противнику. В полной мере это можно отнести к сотрудничеству с польскими и болгарскими коллегами.

Однако Александру Михайловичу Сахаровскому в этих, казалось бы, одинаковых условиях приходилось решать принципиально разные задачи.

Польским спецслужбам оказывалась консультативная и советническая помощь в организации и совершенствовании их разведывательных и контрразведывательных органов. С одной стороны, обмен оперативно-политической информацией носил интенсивный характер. С другой — советско-польские отношения всегда развивались достаточно сложно, и в них время от времени имели место определенные обострения. А потому при решении оперативных задач начальнику внешней разведки КГБ приходилось ставить перед собой серьезный для того времени вопрос: «Являются ли польские коллеги стратегическими партнерами или просто попутчиками?»

Сахаровский понимал, что генезис русофобии у поляков восходит к глубокому историческому прошлому. Однако годы Второй мировой войны, совместная борьба против фашизма, казало бы, заложили солидную базу для развития сотрудничества двух славянских народов. Благодаря СССР Польша вновь обрела независимость и государственность. Проводившаяся в послевоенные годы правящими кругами политика была направлена на добрососедство, примирение, укрепление дружбы и взаимопонимания. На этом пути было сделано немало, однако добиться заметной переоценки ценностей в историческом сознании поляков так и не удалось.

Центры идеологических диверсий Запада, по существу, направляли и координировали деятельность антисоциалистических сил в Польше, оказывали им через различные международные организации мощную моральную и материальную поддержку, организовывали акции давления на польское руководство, используя механизмы экономических и кредитно-финансовых отношений. При этом средства массовой информации стремились изобразить сущность происходящих в Польше событий как стихийные выступления рабочего класса и «демократической оппозиции» без какого-либо вмешательства извне, представить антисоциалистические силы как подлинных представителей всего населения страны, а Польскую объединенную рабочую партию — как партию, утратившую свою руководящую роль в обществе.

Спецслужбы и центры идеологических диверсий Запада, в первую очередь США и ФРГ, сделали соответствующие выводы из венгерских событий 1956 года и чешских событий 1968 года. Их специалисты по подрывной деятельности против социалистических стран Восточной Европы пришли к следующему заключению:

—для успешного ведения подрывной работы в этих странах необходимо «искать базу в рабочем классе», а не только в «диссидентских группировках»;

— выступления «оппозиции» не должны носить характер относительно кратковременного, хотя и бурного всплеска;

—подрывную деятельность следует вести постепенно, поэтапно, по принципу «ползучей эрозии» основ общественно-политического устройства страны.

Как писал в своей книге «Игра на чужом поле» руководитель восточногерманской разведки Маркус Вольф, Ю.В. Андропов «понимал, что военные вторжения в Венгрию в 1956 году, а позже в Чехословакию в 1968 году, свидетельствовали скорее о слабости Москвы, чем о ее силе».

Понимал это и А.М. Сахаровский. Но что он мог сделать в тех условиях работы, о которых писал в своей книге «Руководители Польши глазами разведчика» Виталий Григорьевич Павлов, руководивший с 1973 по 1984 год представительством КГБ при МВД Польской Народной Республики, генерал-лейтенант, отдавший разведке пятьдесят лет жизни:

«Хотя я и был руководителем представительства нашей специальной службы перед польскими спецслужбами, я строго руководствовался указаниями Андропова о том, что никакие разведывательные методы в своей работе применять не должен. Так я и действовал.

У меня не было каких-либо агентов, не было и секретных информаторов, ни с кем из польских друзей и знакомых я никогда не под держивал в Польше конспиративной связи.

Весь мой информационный арсенал состоял из нормального доброжелательного общения, как по линии служебных отношений, так и личного знакомства.

Все, что я узнавал из бесед, порою очень длительных и далеко не всегда конкретных с точки зрения интересовавших меня фактов, я настойчиво собирал, систематизировал, проверял и перепроверял».

В противоположность такой тактике представителя КГБ американцы делали все для ускорения кризисного развития в Польше, одновременно надеясь «на вероятность использования войск ОВД в этой стране». Это позволило бы им еще больше ужесточить свою политику по отношению к Советскому Союзу, сломить сопротивление некоторых западноевропейских союзников в вопросе размещения в Европе новых видов американского ядерного оружия и добиться увеличения военных бюджетов стран Западной Европы.

Кроме того, американцы считали, что в случае попытки решения польского кризиса военным путем была бы значительно ослаблена Организация Варшавского договора в результате вероятного, по их мнению, «сопротивления оккупации со стороны польского населения, возможно даже с участием подразделений польской армии». В связи с этим западная радиопропаганда осуществляла в тот период интенсивную антисоветскую кампанию, направленную на солдат и офицеров Войска польского, которых призывали «оказать самое упорное сопротивление советским войскам и войскам других стран Варшавского договора», представляя дело так, будто принципиальное решение о вводе войск ОВД на территорию Польши уже принято.

Тем самым Соединенные Штаты выполняли свои стратегические планы по отношению к Польше, которые позднее изложил в одном из своих выступлений известный американский политолог Г. Киссинджер: «Польше отводится специальная и весьма деликатная роль. Она не только станет наиболее сильным среди восточноевропейских стран членом альянса (НАТО), но и превратится в ведущего игрока, направленного в будущем на Восток отнюдь не для войны. Предназначенная Польше роль, отвечающая глобальным интересам США, региональным — Германии и национальным—самой Польше, должна иметь историческое значение».

Более того, некоторые польские политологи считали, что «вступление Польши в НАТО и ЕС представит ей такие шансы в переговорах с Россией, которых она не имела в течение последних 400 лет. Тогдашний правящий класс самым непростительным образом не использовал имевшиеся у него возможности. Он полагал, что преимущества Польши над Россией даны ей на вечные времена».

Таким образом, точка зрения Сахаровского о том, что разведывательная деятельность должна способствовать взаимопониманию между государствами, в том числе и за счет получения достоверной, конфиденциальной информации о действительных стратегических целях внешней политики, не была востребована. В данном конкретном случае эта деятельность являлась «разменной монетой» в решении высшим политическим руководством Советского Союза и Польши конкретных «сиюминутных» задач.