Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывшая монашка видела, как молодой мужчина с лицом, напомнившим ей того демона или ангела, что явился в пыточной палача сегодня днем, забрал тело гашишшина и унес с собой. «Наверное, он все-таки демон... или ангел? Или демоны – ангелы для убийц?» – отстраненно подумала она и погрузилась в спасительное забытье.
* * *
Яд скорпиона – дорогое лекарство. И уж если лечить им, то лишь безнадежно больных. Так думал про себя бывший Шут в то памятное утро, когда власть над Восточным Крылом Ордена была передана в его руки особым распоряжением из Парижа. В то же утро в своей темнице нашли повешенным Де Сабри. После безумной ночи на Голгофе Сабельник ослеп. Кинжал, брошенный гашишшином, был смазан отравой, изготовленной из яда скорпиона. Через небольшую ранку на лице яд поразил глаза бывшего наемника, и уже наутро он ослеп. Ни о каком Божьем Суде не могло быть и речи. Впрочем, после того как люди Де Сабри атаковали тамплиеров ночью на Голгофе, в этом не было нужды. Все, кто был предан прежнему Магистру, подверглись изгнанию из Ордена. Некоторые были казнены. Король Иерусалимский пытался помочь своему союзнику, но Орден надавил на его брата в Париже, Восточное Крыло устами Первого Меча имело с Его Величеством разговор жесткий, расставляющий всё по своим местам. Прокаженному Королю быстро объяснили, в чьих руках на самом деле находилась, да и находится власть в Иерусалиме.
Власть – истинный яд скорпиона, медленно убивающий того, кто мнит ее своим оружием. Власть отравляет изнутри. Бывший Шут понял это здесь, на Святой Земле. Посланник Западного Крыла стал понимать это, когда познакомился с Сабельником... Первый Меч Тампля понял это после знакомства со Львом Пустыни, не любившим, когда его называли правителем Египта, царственным наследником Айюбидов, и предпочитавшим имя Салах-ад-Дин – Праведник Веры. Потому что надеялся – вера защитит его от яда. Магистр понимал, почему... он понял это, как только САМ стал называть себя Магистром... Защитит ли вера его так же, как до сих пор защищала Айюбида? Ведь они верят в Единого Бога! В одного Бога! Правда, в того же Бога, в которого верили и Железный Копт, и Джаллад-Джаани... Наутро после Голгофы не нашли ни одного, ни другого. Магистр – теперь уже Магистр, ведь он сам себя так называл – хорошо помнил, как Египтянин вонзил себе нож в печень прямо у него на глазах. Он не мог не умереть. Но утром в Башне нашли лишь мертвого мечника, оставленного Первым Мечом на страже. Тело королевского палача, известного под именем Железный Копт, таинственным образом исчезло.
Джаллад-Джаани исчез не сам. Бывшая монашка видела, как некий юноша, по ее словам – почти что отрок, забрал раненого гашишшина с собой сразу после взрыва, как только Первый Меч и Де Сабри упали там, на вершине Голгофы. Еще она рассказывала о том, что этот же юноша ей привиделся в Башне Палача. Возможно, он же забрал и Копта? Но зачем ему мертвец? Слишком много вопросов, на которые почти невозможно найти ответ. А новому Магистру предстояло еще много дел. Несмотря на то, что Ордену удалось не позволить королю вмешаться во внутренние дела Тампля, заставить его заключить мир с Салах-ад-Дином не получилось. Вмешался Рим, вечно недовольный политикой Ордена и идущий на всё более открытое противостояние. И всё же Лев Пустыни освободил тамплиеров, находившихся у него в плену. Он прислал их в Иерусалим, к новому Магистру Ордена, в сопровождении всё того же Акына-Сказочника. Базарный рассказчик, грустно улыбаясь, пожелал Первому Мечу Тампля удачи, сказав, что покидает Иерусалим и отправляется навестить приболевшего старого друга. Уходит из Пустыни – в Горы, так он сказал, этот удивительный человек с раскосыми глазами и плоским лицом, посмеиваясь в жидкую бороденку. Когда он покидал город через Восточные Ворота, говорят, опять пел что-то на своем кипчакском языке, из которого даже туркмены понимали лишь несколько слов, да и те – бранные...
И всё же на Святой Земле воцарился мир. Пусть шаткий и хрупкий, не скрепленный договорами и королевскими обещаниями, но мир вернулся в эту землю. Жизни многих достойных рыцарей, страх, навсегда поселившийся в душе прокаженного короля, ужас, что люди стали испытывать, проходя ночами мимо Голгофы, – вот во что обошлось это исцеление, но яд скорпиона стал тем лекарством, что излечил, пусть и временно, этот город от безумия...
* * *
Короткое рондо (во времени)
* * *
Орлы больше не летали над Аламутом. Никто так и не понял, почему, но гордые птицы покинули эти вершины, перебравшись по другую сторону гор. А может, и вовсе исчезли – обитатели Орлиного Гнезда не заходили так далеко в ту сторону в своих странствиях. Зато всё чаще появлялись воспитанники школы Джаллада-Джаани в Европе, там, где джихад суфия-шиита находил себе всё новых врагов... или же врагов тех, кто готов был оплачивать услуги лучших убийц, известных христианскому миру. Ибо немало заказчиков находилось и среди христиан – правители всех народов и во все времена щедро платили иноверцам за убийство единоверцев. Венецианские князья, европейские короли и даже иногда некоторые из святых отцов, уполномоченных Римом, числились в заказчиках Орлиного Гнезда...
«Однако орлы больше не летают над Аламутом!» – удивленно говорил тот, кого все называли Акыном-Сказочником, потягивая гашиш из кальяна удивительно тонкой работы. Он теперь часто появлялся в Орлином Гнезде – «навещал заболевшего друга». Заболевший друг обычно принимал его в своей комнате на самом верхнем ярусе самой высокой башни замка гашишшинов. Со стороны могло показаться, что иссохший, старый человек, весь седой как лунь, сидит, очень тщательно подобрав под себя ноги, так, что их даже не видно. На самом деле у этого старца не было ног, и был он когда-то человеком крупным и сильным... когда-то, еще совсем недавно... Но теперь его все только так и называли – Старец с Горы Аламут... Он был сердцем и мозгом своей школы палачей-убийц – джалладов-джаани... «А ведь когда-то пытался быть и руками, и даже... кхе-кхе... ногами!..» – то ли кашляя, то ли смеясь говорил он своему собеседнику.
«Орлы больше не летают над Аламутом...» – согласно повторял он и кивал Акыну-Сказочнику, который приходил его навещать. После каждого такого посещения выкормыши Орлиного Гнезда шли выполнять особо щепетильные поручения, услуги, которые были необходимы Льву Пустыни, чьим другом и посланцем был Сказочник. Льву Пустыни были нужны сведения, и никто лучше гашишшинов на всем Востоке не мог добывать их. Редко, очень редко Праведник Веры опускался до просьб, связанных с лишением жизни кого-либо из своих врагов, хотя врагов у Салах-ад-Дина было много.
«А перестали они летать, потому что в Аламуте больше нет того, у кого была душа орла. Мой любимый орленок... мой сынок... он больше не прилетает в свое гнездо... он больше не хочет лететь в Аламут! – При этих словах Старец с Горы Аламут, тот, кого считали самым жестоким палачом и убийцей на Востоке, пускал скупую слезу. – После той ошибки, которую я совершил... Мой орел предал меня! Он стал христианином!»
«Йа-Рабби! Вот почему орлы не летают над Аламутом? – с деланным удивлением спрашивал Сказочник. – Значит, говоришь, убийца принял крещение?»
Старик пристально смотрел на своего старого друга и собеседника – не насмехается ли тот над ним. Старец с Горы в последние дни стал очень нетерпим к насмешкам. «Он покинул путь нашего джихада! Сейд – больше не убийца!» Сказав это, Старец поворачивал голову к окну и долго вглядывался в высокое небо над горами, давая понять, что разговор окончен. Он всё еще надеялся высмотреть орлов...