планировал использовать его для разных нужд. Если от продажи леса нужны только деньги, то «военторг» — намного больше, чем заработок.

По итогу вышло так, что мне пришлось вложить в дело двенадцать тысяч, при том, что выторговал я себе лишь восемнадцать процентов. Может показаться, что я прогадал, но нет, я почти уверен, что долю Алексея Борисовича смогу выкупить, как и перехватить управление «военторгом». Фавор Куракиных должен через пару лет несколько ослабнуть, а вот я через те же пару лет рассчитываю быть более значимой фигурой. Ну, а если мне не получится подняться вверх по карьерной лестнице, то и большинство начинаний и планов окажутся бессмысленными.

После долгих споров и торгов я уже размышлял о том, стоит ли говорить, как мне кажется, о самом вкусном, но здесь время поджимало. Ещё два года — и мы не сможем быть первыми.

— Ваши Сиятельства, самое прибыльное я оставил напоследок. Не сочтите за дерзость, но то, что я знаю, стоит весьма и весьма дорого. Я же хочу заиметь, не вкладываясь более деньгами, двадцать долей. Без торгу, господа, — сказал я, чем вызвал недоумение и даже некоторую брезгливость со стороны братьев.

С чего это они будут давать своё слово, если даже не знают, о чём пойдёт речь? Однако, я заручился обещанием, что в случае интересного проекта мне пойдут навстречу.

— Господа, вам нужно купить зе́мли у городка Миасс. Я узнавал, что владельцы Миасского медеплавильного завода тяготятся наследством, доставшимся от дядюшки. Там два наследника, Иван и Николай Максимовичи Лугинины. Заводик, как я понимаю, работает не в убыток, но великого дохода не приносит, — к теме миасского золота я подходил издалека.

Знал я о нём, так как ещё в школе отлично учил географию, а после неплохо учился в университете. О богатствах России кое-что, да знаю. Вот не всё расскажу, но что выгодно, то постараюсь оседлать или иметь долю.

— Вы предлагаете нам стать горнодобытчиками? Для сего потребны особый склад ума и учёности, — выразил сомнение Александр Борисович.

— Нет, господа, я предлагаю вам добывать золото, — сказал я, наблюдая ошеломление.

— Золото? — переспросил Алексей Борисович.

— Да, господа. Мне доподлинно известно, где у Миасса наличествует много золота, — отвечал я.

— Лихо, — рассмеялся Александр Куракин. — Ничего не вложив, вы желаете двадцать долей. А подумали ли вы о том, сколь нужно для того, чтобы золото добывать, будь оно действительно там? И я, уж не взыщите, но сомневаюсь. Откуда вам известно?

— Господа, нужно только его найти, оно там есть. Я смог выкупить один отчёт рудознатца, которого посылал к Миассу ещё Акинфий Никитич Демидов при Анне Иоанновне. Честью клянусь и заручаюсь своим имением, что золото есть, — сказал я, и Куракины, только что улыбающиеся, резко посерьёзнели и стали переглядываться.

Моё имение, которое я, возможно, назову «Сперанское» или «Надеждово» — лакомый кусочек для кого бы то ни было. Я вообще должен быть безмерно благодарен императору. И слово моё было сказано, на кону имение.

Чтобы только не получилось так, что нанятые Куракиными шихтмастеры искали бы золото, да «случайно» не нашли его, чтобы только заполучить моё имение. Хотя, нет, найдут. Всё-таки золото — более лакомый кусок, чем перспективное поместье.

После на фоне такой деловой и, может, даже приятельской атмосферы, я также высказался и про то, сколь интересный актив достался Александру Борисовичу Куракину.

Астраханские рыболовные промыслы — это очень сильно. Во-первых, под Астраханью, может, и крупнейшее в России соляное месторождение — Баскунчак. Во-вторых, астраханская селёдка весьма неплоха в солёном виде, есть можно, частью и заменить голландскую.

Есть и третье, может самое главное и прибыльное — это белужья икра. В этом времени из белуги могут достать до ста сорока килограммов икры. А это не только растущее внутреннее потребление, но и перспективный экспорт. Если побьём персов, то Россия станет эксклюзивным поставщиком черной икры. И здесь большую долю будет иметь именно Александр Куракин.

— Что ж, Михаил Михайлович, убеждать вы умеете, и проекты ваши занимательны. Коли всё сладится, то я первым назову вас своим другом и стану всемирно содействовать вашему продвижению, — гордо, словно нынче было сказано некое откровение, провозгласил Александр Куракин.

— Скажите, Михаил Михайлович, приглашены ли вы на коронацию его величества? — спросил Степан Александрович.

Я даже не знал, что ответить. Прозвучало всё так, что мне должны были вручить некое письменное уведомление, как нынче зовут на бал. Но такого уведомления у меня не было. Однако, на большой бал, который должен состояться в Москве, устное приглашение от самого государя у меня есть. Даже не приглашение, а упоминание, что я там могу быть. Именно всё это откровенно я и рассказал.

Александр Борисович укоризненно посмотрел на своего брата, и тот, прочтя что-то в глазах старшего родственника, поспешил сказать:

— В собор на коронацию, если вам не выдано письменного уведомления, идти нельзя. На бал можно. Первое, вы представлены императору и даже имели честь делать доклад Его Величеству. Окромя прочего, вы отправитесь со мной, как секретарь Правительствующего Сената, удостоенный милости государя. Так что конфуза быть не должно.

Естественно, я чинно поклонился, поблагодарил «кормильца». Однако, я уже вполне осваиваюсь в этом мире и знаю, что прийти на бал могу.

А вообще в Москве нужно появиться. Есть одна проблема. И проблема эта — мои родители. Я веду переписку прежде всего с мамой, потому как отец выказывает мне обиду. Отцовское недовольство имеет причины в моём отказе от предложения митрополита Гавриила принять сан. Слухи дошли и до Владимирской губернии. А ещё, как я понял из писем, у отца не всё в порядке на службе. Паства почти отсутствует. И, как я понял, семья испытывает недостаток средств. От меня же хоть что-то брать отец не желает.

Смешанные чувства я испытываю по отношению к родителям. Теряюсь в эмоциях. Получается, что я испытываю крайне нежные чувства к людям, которые для меня чужие. Михаил Михайлович Сперанский до появления в его теле Надеждина сильно любил свою мать и почитал отца. Перед матерью он вставал на колени при любой встрече. Если я поведу себя иначе, то кабы мой папа не прибежал изгонять из меня бесов.

Принимать родителей раньше было просто негде, так как жил я только в доме Куракина и не имел даже комнатушки, по примеру той, что была у меня в Главной Семинарии. Ну, а теперь, когда у меня