Руи рассказывал мне о своей жизни – я о своей. Это было как в старые добрые времена, только тогда я знал о своем брате все, а сейчас – открывал его заново. Марс наложил на него свой отпечаток. Ушла непоседливость, которой мы отличались оба. Во мне же, наоборот, Меркурий ее только развил. Он был спокоен, сдержан, чуть-чуть отстранен. Я подмечал каждую деталь его мимики и видел за ней богатейшую гамму чувств. Он многого недоговаривал. Я печально улыбался. Братец щадил мои чувства, в который раз прикрывал меня, как в детстве. Я же читал все в его глазах – все, что было недосказано. Родню не выбирают. Зачастую это – трагедия, особенно в Лазурном домене, кроме того, тебе с рождения предписано: у кого будешь оруженосцем, где будешь учиться, с кем тебя обвенчают и, если требуют интересы семьи, даже кто будет твоей любовницей. Но, благородные сеньоры, клянусь вечными Тенями, будь у меня выбор, братом бы я выбрал Руи, и только его.

Меня проклинали и обливали грязью – Руи должен был молчать. Он, только что прибывший с Марса, восстановил цепочку событий, повлекших мое бегство. Ему был понятен гнев Штальбергов. Понимал он и Фиричелли: обида молодым родом всегда воспринимается как попытка показать ему, что он недалеко ушел от низших. Не понимал он только Касталенде.

А я видел, что, встань семья на мою защиту, Руи сам бы просил обиженных простить неразумного и дать ему самому покарать меня, но не смертью. Семья кричала, что я – выродок и чуть ли не подкидыш, пятно на фамильном гербе. Руи сжимал кулаки, копил злобу, сохраняя спокойствие. Сегодня эта злоба выплеснулась.

Де Марсо, побитый Хансером, сказал, что видел меня среди высших Зеленого домена. Штальберги и Фиричелли сказали, что повод недостоин войны между доменами, а Касталенде встали за войну всей семьей. Руи говорил, а я видел лицо отца, пылающее от гнева, и скорбный взгляд матери.

Мама умерла год назад, а ей было всего сто пятьдесят. Руи не винил меня, а я видел, что это мои забавы и ярость отца свели ее в могилу.

Мой брат был обделен актерским даром, но хорошо умел не пропускать чувства наружу. За ним закрепилась репутация самого сдержанного из дворян Лазурного домена. Укоренилось мнение, что мои проступки больше всего ударили по нему, что его любовь ко мне переродилась в такую ненависть, что ей нельзя было давать воли, иначе она сожжет окружающих.

Гром грянул два года назад. Один из младших сыновей барона дель Кареро, в очередной раз поливая меня грязью, оговорился, произнося имя. Собственно, все знали, что он слегка косноязычен. Руи вызвал его на дуэль тут же. Никаких войн давно не было – все списали на ту же ярость, которая требовала выхода. Замять дело не удалось: брат был в своем праве. Тело несчастного барончика осело на камни дуэльного двора. Руи был не первым мечом домена только из-за того, что хватало несущих спокойствие гораздо старше него. Среди сверстников, не обстрелянных на войне, он выделялся. Как я понял, брат часто бывал на Земле. Стычки с друидами считались опасным занятием, так что старшие брали только его. Удивительно ли, что он знал гораздо больше прочей молодежи и о настоящем бое, и о смерти.

С тех пор многие прикусили языки. Мало ли, оговоришься случайно – и получишь место в родовом склепе.

Зашла речь и о Штальбергах. Руи часто бывал в их доме. Отто фон Штальберг, муж Изольды, относился к нему благосклонно. Вообще после отречения семьи от меня он старался сблизиться с Касталенде.

– Ему лет сто семьдесят, – сказал Руи. – Все его сыновья погибли в последней войне. Ему нужен был новый наследник, потому он и женился на Изольде. Фиричелли были только рады породниться с ним. Высший в тридцать первом поколении, к тому же старший сын главы семьи. Старик Максимилиан с каждым годом все воинственней становится. Все ждут, что в очередной войне он найдет свою смерть. Первая жена Отто была несущая спокойствие. Ее уже лет пятьдесят как убили. Словом, Отто вот-вот станет главой семьи, а обязательное условие для этого – наследник. Сначала вроде бы все шло хорошо, у Изольды родился крепкий мальчуган. Все Штальберги нарадоваться не могли. А потом правда выплыла наружу. Отто мне даже жаль. Он-то сразу сына Изольды объявил наследником. И самое обидное для него – что больше он детей иметь не может.

– Это он тебе сказал? – усмехнулся я.

– Нет, Изольда. Ты же знаешь, многие высшие к его годам лишаются каких бы то ни было чувств. Как следствие – неспособность… ну, сам понимаешь…

– Говори яснее: импотенция.

– Ты слишком резок, Луи.

– Нет, просто называю вещи своими именами. Наш отец был старше его, когда мы появились на свет.

– Сравнил. Если бы мама была жива, я думаю, мы были бы не последними ее детьми. Это в нашем роду наследственное.

– Нашли чем гордиться, – фыркнула Аркадия, отрываясь от плетения заклинания.

– Не отвлекайся, – огрызнулся я.

– Не рычи на прекрасную сеньориту, – одернул меня брат. – А то вызову на дуэль.

– И убьешь первым выпадом? – ядовито осведомился я.

– Зачем? – Он искренне удивился.

– За сараем, – буркнул я.

– Ты же мой брат. – Он словно бы не заметил моей издевки. – Просто проучу, чтобы вел себя как подобает маркизу де Касталенде.

– Ты лучше продолжай. Обещаю и торжественно клянусь впредь обращаться к сеньорите на «вы» и шепотом.

Аркадия прыснула со смеху. Руи бледно улыбнулся. С грустью отметил я, что привычка сдерживать свои чувства плотно вошла в его обиход, и не вышибешь ее уже ничем.

– И как же повел себя твой друг Отто? – вернул я разговор в прежнее русло.

– Никакой он мне не друг. В последние годы я больше с Изольдой общался. Отто стал невыносим. Всю злость выливал на жену. Будь у него еще дети, он объявил бы наследником кого-нибудь из них, и это было бы нормально. А так лишить малыша Фулька наследства – это признать позор семьи.

– Да, нравы в вашем домене, – опять вставила слово Аркадия. – Все знают, но все молчат, делают вид, что ничего не происходит и Фульк – законный сын этого вашего Отто.

– Ну, это временно, – пообещал я. В тот момент в душе у меня что-то шевельнулось, что-то теплое, до боли сладкое. Если завтра меня убьют, мой след останется в этом мире – моя кровь, мой сын. – Я выкраду его, – твердо сказал я. – И ты, Руи, мне поможешь.

– Не помогу. О матери подумай. Сын – единственная ее радость в жизни. Пару лет она ждала тебя, потом просто надеялась, и эта надежда освещала ее жизнь. А когда де Марсо сказал, что ты преспокойно себе живешь в Зеленом домене, она и надеяться перестала.

– Я не позволю этому солдафону Отто тиранить моего сына! – повысил я голос.

– Дай ему подрасти. Матери тогда будет легче!

– А Отто превратит его в оловянного солдатика?! Нет, Руи, он – Касталенде, и воспитывать его должны Касталенде.

– Я этим и занимаюсь потихоньку.

– Спасибо, братишка, но этого мало. Боже, он даже не знает, кто его настоящий отец.