Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поклянись, что скажешь правду. Поклянись могилой матери!
Он произнес торжественно:
— Клянусь, что через двадцать минут после того, как Кларисса переступит порог этой комнаты, я укажу тебе точное место, где хранится богатство всех аббатств Французского королевства.
Она не могла поверить, попыталась стряхнуть с себя наваждение:
— Нет, нет, здесь какой-то подвох, и ты ничего не знаешь.
— Дело не в том, что я разгадал секрет, — промолвил Рауль. — Важно, что его знают и другие.
— Кто же?
— Боманьян и барон.
— Быть это не может!
— Посуди сама. Боманьян позавчера был у барона в замке. Зачем? Да потому, что барон нашел ларец и общими усилиями они расшифровали надпись. Да, кардиналу были известны эти пять слов, но есть еще одно, и в нем таится ключ к разгадке. Думаю, что они этим ключом овладели.
— Велика важность! — она бросила взгляд на Боманьяна. — Он в моих руках.
— Зато Годфруа д'Этиг на свободе и, может быть, в этот самый момент он уже на пути к заветному межевому камню. Теперь ты поняла, что тебе угрожает? Поняла, что любая потерянная тобой минута может стать роковой?
Она яростно сопротивлялась:
— Я выиграю, если заставлю девчонку говорить.
— Она ничего не скажет по очень простой причине: она ничего не знает.
— Может быть, но в таком случае говори ты, если уж начал. Я не собираюсь ее отпускать, пускай побудет в моих руках, так надежнее.
Он покачал головой:
— Признайся, Жозина, у тебя уже не осталось сил на месть.
Да, это жестокое и грозное создание, «исчадие ада», как говорил о ней Боманьян, была еще и слабой женщиной. Она могла совершить самое гнусное злодейство в припадке дьявольского бешенства, но за вспышкой истерической ярости пришла подавленность, апатия и утомление — скорей душевная, чем физическая. Рауль больше не сомневался: противник слабел на глазах.
— Будь откровенной хоть сама с собою, Жозефина, — продолжал он. — Ты поставила на карту все и можешь сорвать невиданный куш. Неужели ты откажешься от него в ту самую минуту, когда осталось только сорвать плод?!
У нее почти не было сил сопротивляться, и все же Жозефина возразила:
— Но можно ли тебе довериться?
— Ты прекрасно знаешь, что я всегда исполняю клятвы. Не надо делать вид, что сомневаешься. Я же вижу: ты приняла решение.
Минуту-другую она колебалась, потом махнула рукой — мол, с этой девчонкой я еще успею рассчитаться, месть всего лишь откладывается — и напомнила:
— Ты поклялся могилой матери.
— Я снова готов поклясться всем, что осталось во мне святого и чистого: я открою тебе правду.
Она распорядилась:
— Леонар, отпусти девчонку. И развяжи его.
Леонар всем своим видом выражал полнейшее неодобрение, но он был слишком верным и вышколенным слугой, чтобы ослушаться.
Освободясь от пут, Рауль попрыгал, сделал несколько размашистых движений руками и сказал веселым голосом, совершенно не подходящим к мрачной обстановке:
— Уф, неплохо я отдохнул! Но, откровенно говоря, роль пленника не по мне. Вознаграждать добрых, карать злых — вот что я люблю! Трепещи, Леонар! — Он подошел к Клариссе и произнес: — Прости меня за все, что тебе пришлось пережить. Будь спокойна: больше это никогда не повторится, отныне я буду охранять тебя. Ты можешь идти?
— Да, — ответила она. — Но ты? Что будет с тобою?
— В этом приятном обществе мне нечего опасаться… Я все же боюсь, что ты не сможешь одолеть долгий путь.
— Мне не придется идти долго. Вчера мой отец послал меня к одной своей знакомой, а сегодня он должен забрать меня отсюда.
— Не рассказывай ему о том, что здесь произошло, Кларисса. Все это может обернуться против вашей семьи.
Он довел ее до двери и жестом приказал Леонару открыть. Тот повиновался.
— Мы увидимся ровно в час дня, и ничто нас более не разлучит, — сказал он ей на прощанье и закрыл за нею дверь.
Кларисса была спасена.
И тогда у него хватило дерзости сказать:
— Какое прелестное создание! Право, Жозефина, ты ее недооценила!
Много позже, рассказывая мне об этом своем приключении, Арсен Люпен не мог удержаться от смеха:
— Тогда я тоже смеялся — от радости победы, от сознания, что ловкий обман удался. Откровенно говоря, я ликовал: Кларисса свободна, все осталось позади… Правда, победа далась мне трудно… Я закурил сигарету и пустил дым в лицо Жозефине, которая в этот момент довольно бестактно напомнила мне о нашем договоре.
— Наглец, — процедила она.
Словцо, которое я ей высказал в ответ, было тоже довольно грубоватым. Мы и любили, и презирали друг друга одновременно. Но после того, как она измывалась над Клариссой, от моей любви почти ничего не осталось, ее лицо уже не казалось божественным — я не мог забыть отталкивающий лик ее души.
— Как я тебя ненавижу! — она скрежетнула зубами.
— Не больше, чем я тебя, — огрызнулся Рауль.
— Ты не забыл, что между Клариссой и Жозефиной Бальзамо еще не все окончено?!
— Но между Клариссой и Раулем д'Андрези — тоже, — добавил он.
— Жалкое ничтожество! — бросила она. — Ты заслуживаешь револьверной пули.
— Э-э, нет, Жозефина, сейчас я для тебя — особа священная и неприкосновенная. Я тот самый господин, который даст тебе миллиард. Ты можешь меня убить, но тогда миллиард уплывет из-под очаровательного носика дочери Калиостро! Ты должна оберегать меня, ибо каждая клеточка моего мозга таит для тебя огромное богатство. Стань на колени и сдувай с меня пылинки, Жозефина, это будет самое лучшее.
Он открыл окно и глубоко вздохнул:
— Боже, как здесь душно, к тому же Леонар весь пропитался вековой затхлостью. Скажи ему, Жозефина, чтобы он, наконец, выпустил из своих лап револьвер.
Она топнула ногой:
— Довольно болтовни! Приступай к делу!
— Как ты нетерпелива! Я должен прийти в себя, убедиться, что Кларисса в полной безопасности и твои когти ей больше не грозят. Ну а кроме того…
— Что еще?
— Кроме того, не думаешь ли ты, что я способен в пять секунд решить задачку, над которой вы бились долгие годы?
Она была поражена:
— Ты хочешь сказать…
— Ну да. Мне нужна небольшая передышка.
— Для чего?
— Чтобы сосредоточиться и разгадать секрет.
— Значит, ты его еще не знаешь?
— Нет, клянусь тебе.