Давайте пройдем по этому пути шаг за шагом. Сначала мы видим первоначальную реакцию Холмса на обстоятельства: он не спешит на место предполагаемого преступления, а знакомится с самим делом со всех возможных сторон, хотя такое знакомство может оказаться бесполезным. То же самое относится и к поездке в Блэкхит, к родителям, которые знали Джонаса Олдейкра в молодости, а тот, в свою очередь, знал Макфарлейнов. Это решение не блещет оригинальностью, но предполагает менее предвзятый и линейный подход, нежели избранный Лестрейдом: перво-напрево – на место преступления, и точка. В каком-то смысле Лестрейд с самого начала отмахивается от всех альтернативных вариантов. Зачем трудиться, искать, если все, что тебе понадобится, уже собрано в одном месте?

В значительной мере воображение – это установление неочевидных связей между элементами, поначалу кажущимися обособленными. Когда я была маленькой, родители однажды подарили мне необычную игрушку: деревянную палочку с отверстием в середине и кольцом в основании. Через отверстие была продета крепкая бечевка с деревянным шариком на каждом конце. Суть игры заключалась в том, чтобы снять кольцо с палочки. Поначалу задача выглядела пустяковой, пока я не сообразила, что бечевка с шариками не дает снять кольцо самым логичным способом, через верх палочки. Я применила силу. Потом еще раз. Попробовала действовать быстро – а вдруг фокус удастся? Я пыталась каким-нибудь способом снять шарики с бечевки. Продеть шарики через кольцо, через которое их явно не продевали. Ничего не получалось. Даже самые перспективные решения оказывались ошибочными. Для того чтобы снять кольцо, следовало двигаться настолько окольным путем, что мне понадобились многочасовые попытки – в общей сложности целые дни, – чтобы наконец достичь цели. Потому что для нее требовалось, так сказать, прекратить попытки снять кольцо. Я всегда начинала с кольца, думая, что это правильный подход. Разве не в этом суть игры? Решение нашлось лишь после того, как я оставила кольцо в покое и абстрагировалась от него, чтобы изучить картину в целом и рассмотреть все ее возможности.

Мне тоже пришлось, фигурально выражаясь, сначала съездить в Блэкхит, чтобы понять, что произошло в Норвуде. В отличие от Лестрейда, у меня имелись четкие ориентиры: я не могла пропустить тот момент, когда загадка будет решена правильно. Стимуляция со стороны Холмса мне не требовалась. Я знала, что ошибаюсь, потому что сразу поняла бы, когда я права. Но далеко не все задачи отличаются такой четкостью. Не во всех есть упрямое кольцо, дающее всего два ответа: верный и неверный. Зато есть мешанина вводящих в заблуждение поворотов и ошибочных решений. В отсутствие напоминаний со стороны Холмса невольно подмывает и впредь теребить все то же кольцо и считать, что оно снимется, если удастся продвинуть его повыше по палочке.

Итак, Холмс едет в Блэкхит. Но на этом его готовность включиться в творческий процесс расследования не заканчивается. Для того чтобы подступиться к делу норвудского подрядчика так, как делает сыщик, и добиться тех же результатов, необходимо начать с непредвзятой точки зрения. Нельзя приравнивать самый очевидный ход событий к единственно возможному. В противном случае мы рискуем вообще не задуматься о множестве иных версий, среди которых может скрываться истинный ответ. Отказавшись от них, мы, вероятнее всего, падем жертвой злополучной предубежденности, лишь подкрепляющей наши представления, – как она действует, мы с вами уже рассмотрели в предыдущих главах.

В нашем примере Холмс не просто убежден, что Макфарлейн, скорее всего, невиновен: сыщик принимает во внимание и рассматривает ряд гипотетических сценариев, существующих только у него в голове, в итоге все доказательства, в том числе и главное, смерть подрядчика, оказываются не тем, чем выглядят. Для того чтобы понять истинный ход событий, Холмсу приходится сначала вообразить себе возможность такого хода. Не сделав этого, он был бы вынужден вслед за Лестрейдом повторить: «Вы что же, считаете, что Макфарлейн вышел среди ночи из тюрьмы специально для того, чтобы оставить еще одну улику против себя?» – и продолжить явно риторическим заявлением: «Я смотрю на вещи здраво, мистер Холмс, мне важны факты. Есть у меня факты – я делаю выводы».

Подобная демонстративная уверенность Лестрейда выглядит так неуместно именно потому, что он здравомыслящий человек, который переходит прямиком от улик к умозаключениям. Он забывает о критическом промежуточном этапе, который дает нам время поразмыслить, оценить другие варианты, задуматься о том, что могло произойти, пройтись по гипотетическим цепочкам мысленно – вместо того чтобы пользоваться только тем, что находится перед глазами. (Однако ни в коем случае не следует недооценивать значение предыдущего этапа, этапа наблюдений и заполнения пространства фрагментами информации, пригодными для дальнейшего использования. Холмс приходит к выводу насчет отпечатка пальца только потому, что знает: этот отпечаток он бы ни за что не проглядел. «Вчера, когда я осматривал прихожую, отпечатка здесь не было», – объясняет он Ватсону. Он полагается на свою наблюдательность, внимание, правильность устройства своего «чердака» и на его содержимое. Лестрейду, которому недостает такой подготовки и который подчиняется системе Ватсона, такая уверенность незнакома.)

Таким образом, отсутствие воображения может привести к ошибочным действиям (аресту невиновного или подозрениям в его адрес) и недостатку надлежащих действий (поисков истинного виновника). Если стремиться только к самому очевидному решению, правильное может вообще никогда не найтись.

Разум без воображения сродни ватсоновской системе, взявшей управление на себя. Он пытается разобраться в происходящем, что нам и требуется, но действует слишком поспешно и порывисто. Оценить и увидеть картину в целом невозможно (даже в тех случаях, когда решение оказывается весьма прозаическим), если не отступить от нее на шаг и не предоставить слово воображению.

Рассмотрим обратный пример – поведение Лестрейда. В рассказе «В Сиреневой сторожке» (The Adventure of Wisteria Lodge) Холмс делает редкий комплимент инспектору Бэйнсу: «Вы далеко пойдете в своей профессии. У вас есть чутье и интуиция». Чем же отличались действия Бэйнса от действий его коллег из Скотленд-Ярда, если он заслужил такую похвалу? Бэйнс оценивает человеческую натуру вместо того, чтобы игнорировать ее, арестовывает не того человека, чтобы усыпить бдительность настоящего преступника. (Правда, доказательства против арестованного довольно весомы, их более чем достаточно для ареста, и Лестрейд считает, что под стражу взят именно преступник. В сущности, Холмс поначалу принимает совершенный Бэйнсом арест за грубый просчет в духе Лестрейда.) В этой прозорливости заключается одно из главных преимуществ подхода, неразрывно связанного с воображением: выход за рамки простой логики при интерпретации фактов и создание гипотетических альтернатив при помощи ее же. Лестрейду никогда не приходит в голову настолько усложнять процесс. Чего ради тратить усилия на арест одного человека, если закон предписывает арестовать совсем другого? Инспектор, лишенный воображения, способен мыслить исключительно прямолинейно.

В 1968 г. прыжки в высоту были популярным видом спорта. Разбегаешься, прыгаешь и преодолеваешь планку одним из нескольких способов. Поначалу спортсмены прыгали преимущественно «ножницами», а к шестидесятым годам получили распространение перешагивание, перекат и перекидной стиль с движением через планку лицом вниз. Но каким бы стилем ни прыгал спортсмен, одно оставалось неизменным: совершая прыжок, он был обращен лицом вперед. Только представьте себе прыжок вперед спиной. Это же нелепость.