— Что Вы понимаете под выражением «голодный черт»?

— «Голодный черт» — это живое существо. Но оно бестелесное и невидимое, — без тени сомнения в голосе ответил лама Кетсун Зангпо.

— М… да, — начал было сомневаться я, но тут же поймал себя на мысли, что наши знания о земных формах жизни пока еще весьма ограничены.

У меня не было никаких оснований выражать скепсис по поводу фантастических слов ламы, ведь знания к нему пришли из тибетских текстов, отображающих пронесенные через тысячелетия знания более высокоразвитой предыдущей цивилизации.

— «Голодного черта» поселил на этом месте Кайлас, — сказал лама. — А Вы знаете, почему он это сделал?

— Почему?

— Для того, чтобы люди, приходя туда, начали понимать, что такое зло, чтобы они осознали, что самое плохое — это злые мысли. «Голодный черт» превращает злые мысли в реальность, и человек воочию видит, чего стоят его злые мысли. Люди склонны верить в то, что их злые мысли никто не может прочитать, они, порой, злопыхают всю жизнь, готовые из-за своей прихоти уничтожить весь мир, и только страх перед наказанием останавливает их. Мы, тибетцы, очень почитаем страх: Бог создал это чувство, которое останавливает многие злые деяния людей, предупреждая о наказании. Страх предупреждает не только о возможном наказании на Этом Свете, он, главным образом, предупреждает о предстоящем наказании на Том Свете, — куда более страшном наказании. Мы считаем страх святым чувством. В каждой из тибетских религий есть ритуалы поклонения страху.

— Скажите, лама, в «месте голодного черта» страх у людей исчезает?

— Ну, — лама на мгновение призадумался, — страх перед наказанием у людей там сильно притупляется, а у людей бессовестных совсем исчезает. Людям там кажется, что злые мысли приятны и достойны. «Голодный черт» как бы вытягивает их из человека и приводит в действие. Говорят, что этот черт питается злыми мыслями людей. Он всегда голоден, ему всегда хочется, чтобы злых мыслей у людей было много, очень много. Тибетцы боятся ходить туда вдвоем, втроем или помногу человек, они ходят туда только поодиночке.

— Почему?

— Даже близкий друг может стать опасным в этом месте, — грустно заметил лама.

— Вы имеете в виду то, что даже близкий друг может в глубине души завидовать тебе и желать тебе плохого, о чем ты и не подозреваешь, а там, в «месте голодного черта», эти злые мысли выплывут и погубят тебя. Не так ли?

— Да, так. «Место голодного черта» можно посещать только поодиночке. Здесь нельзя доверять даже близкому другу. Даже друг здесь может предать и погубить тебя.

— А мама может предать?

— Мама? — лама вскинул на меня глаза. — Почти никогда не предаст. Но… сын или дочь могут предать мать. Вот так! Но лучше ходить туда поодиночке.

— Скажите, а как реализуются злые мысли в «месте голодного черта»? Каков механизм этого?

— Чаще всего там один человек без видимых причин убивает другого. Нередко люди там сходят с ума, дерутся с невидимым врагом, кричат и бегают, а когда выбьются из сил, стонут и просят «голодного черта» о том, чтобы их тело окаменело.

— Окаменело?

— Есть тибетская легенда, по которой в этом месте окаменело несколько древних людей. В том древнем городе, который погряз в междоусобицах и распрях, эти люди были наиболее продвинутыми и могли пользоваться тантрической силой Кайласа. В качестве протеста они призвали могущественные силы Кайласа и, сев в позу Будды, окаменели. До сих пор их каменные тела находятся в этом месте. Это были люди очень большого роста. После этого Кайлас заколдовал древний город, послав туда бестелесного «голодного черта»; с его появлением все злые мысли жителей этого города стали реализовываться и они поубивали друг друга.

— Красивая легенда, — проговорил я.

— Это очень и очень святое место и очень и очень опасное. Не ходите туда, — добавил лама Кетсун Зангпо. — Там есть еще священный родник, где камни имеют форму шариков.

— Вы были там?

— Нет, я не был. Но некоторые тибетские ламы туда ходили… поодиночке.

Пройдет некоторое время и, изможденный высокогорьем и с болями в желудке, я в одиночку, буду стоять на вершине холма и издали смотреть на «место голодного черта». Я все-таки смогу найти это заколдованное место.

Черная сторона Кайласа

Какие еще опасные места есть в районе Кайласа? — спросил я ламу после некоторой паузы.

— Надо быть осторожным в районе черной стороны Кайласа, — ответил он.

— А где она — черная сторона?

— Существует легенда, по которой великий Миларепа-йог и великий Бонпо-йог решили устроить состязание, соревнуясь в том, кто быстрее взойдет на вершину Кайласа. Миларепа-йог, дав фору Бонпо-йогу, взял музыкальный инструмент, называемый Дампо и с помощью него взлетел на вершину священной горы, где и дождался запыхавшегося Бонпо-йога. На вершине, где по легенде есть площадка, развернулась борьба между ними. Миларепа-йог победил в схватке и столкнул Бонпо-йога с северной крутой стороны священной горы. Это был грех, великий грех, потому что оба йога относились к представителям светлых божественных сил. С тех пор северная крутая сторона Кайласа почернела.

— Северная сторона и в самом деле черная?

— Да нет, — отрицательно помотал головой лама Кетсун Зангпо, — она имеет цвет обычных скал. Но она черная духовно.

— Черная духовно — как понять? — продолжал расспрашивать я.

— Там, где был великий грех, скопились черные силы и до сих пор обитают там. Эти силы невидимы, их трудно сразу почувствовать, но они очень сильные и оказывают губительное действие на человека. Черные силы северной стороны Кайласа не просто дьявольские силы, это грандиозные демонические силы, это…

— Странно, что мировая святыня Кайлас содержит, кроме божественных, еще и демонические силы, — перебил я.

— Только в борьбе божественного с демоническим рождается прогресс, а жизнь есть бесконечный прогресс, — склонив голову, мудро сказал лама.

Я замолчал, задумавшись над столь глубокомысленным определением понятия «жизнь». А потом мысли перескочили на попытку осознания характера демонических сил, стараясь хоть каким-то наукообразным путем объяснить их влияние. Однако никаких объяснений найти я не смог. Где-то в закоулках подсознания вспыхнуло слово «время», но тут же угасло, уступив место страху перед словом «демон».