— Да-да, патрон конечно же! Сегодня и завтра никаких дел — только развлечения. Вам потребуется дня два-три, чтобы привыкнуть к смене часовых поясов…

— Это я знаю. — Морис откровенно зевал. — А в чем заключается развлекательная программа?

— Мсье, программу я составил с учетом ваших пожеланий, но сегодня у меня для вас есть маленький сюрприз…

— Надеюсь, приятный?

— Я бы назвал его сенсационным! — Миньон от удовольствия потер руки.

— Хорошо, а когда и где произойдет эта сенсация?

— Вечером… В греческом зале «Пантеон» гостиничного ресторана… Я бы мог заказать столик в китайском, во французском или в итальянском зале, но сегодня сенсация состоится именно в греческом… Поэтому…

— Хорошо, — перебил Миньона Шевалье, — у нас достаточно времени, чтобы выспаться и привести себя в порядок… А в восемь мы будем в фойе. Пойдем, Гретхен! До вечера, мсье Миньон!

— Если я понадоблюсь раньше — телефон моего секретаря записан в дежурной книге у вас в номере! — прокричал им вслед импресарио.

* * *

Несмотря на претенциозное название, «Пантеон» представлял собой один средних размеров зал, где стояло не более двух десятков столов. Кроме них, были еще деревянные кабинки, расположенные вдоль стен.

Ресторан был битком набит клиентами — ни одного свободного кресла. Все говорили разом и по-английски. Лишь иногда в этой разноголосице можно было услышать французскую речь. Между столами передвигались аккордеонист и скрипач. Ненавязчиво звучали попурри из греческих и еврейских песен.

Переступив порог, Гретхен физически ощутила уют маленького православного храма. Даже облако табачного дыма, висевшее под потолком, не заглушало аромата горевших восковых свечей, меда и лаванды. Некоторый диссонанс в домашнюю обстановку зала вносили висевшие на стенах увеличенные фотографии именитых посетителей «Пантеона»: Айседоры Дункан, Греты Гарбо, Марлен Дитрих, Вивьен Ли, Авы Гарднер, Габриэль Шанель, Кирка Дугласа, Уоррена Гардинга, 29-го президента США, прославившегося грандиозными оргиями, которые он устраивал в Голливуде.

На самом видном месте размещался портрет… Мориса Шевалье.

— Миньон, — шансонье повернул голову в сторону импресарио, — это и есть ваш сюрприз-сенсация?

— Прошу прощения, мсье Шевалье, но, во-первых, выставить напоказ ваше фото — инициатива хозяина гостиницы…

— А во-вторых?

— Во-вторых, я бы никогда не снизошел до столь вероломного подхалимажа… А сенсация будет после ужина… Прошу, присаживайтесь!

Из облака дыма, как джинн из бутылки, возник метрдотель в сопровождении двух двухметрового роста официантов-негров, единственным одеянием которых были белоснежные набедренные повязки.

— Мсье Шевалье, позвольте поцеловать руку вашей жене и поблагодарить вас за то, что свой выбор вы остановили на моем заведении. — Мэтр поклонился шансонье и обратил свой взор на Гретхен.

— О боги! Такая красивая женщина мой зал еще не посещала. Если позволите, мсье Шевалье, мы сделаем один щелчок фотоаппаратом, и портрет вашей супруги будет висеть рядом с вашим… Соглашайтесь!

— Нет-нет! Этого делать не надо! — в панике закричала Гретхен.

Заметив недоумение на лицах импресарио и метрдотеля, вызванное ее бурным протестом, она с неимоверным усилием овладела своими эмоциями и уже шутливым тоном добавила:

— Как говорят умные люди: «Незаменимых нет. Есть неповторимые». Мой муж относится к последней категории… Я — нет! Так что, мсье, оставьте все как есть!

Предложение мэтра повергло Гретхен в шок, потому что ее портреты, выставленные в публичных местах, вызывали у нее кошмарные ассоциации. Ведь всегда найдется хоть один посетитель, который вспомнит ее фото в порнографических журналах и участие в порнофильмах. Не хватает только этого конфуза!

…Мэтр хлопнул в ладоши, и на столе возник кувшин с вином и огромное серебряное блюдо с какой-то экзотической закуской.

— Перед вами, мадам и мсье, — торжественно произнес метрдотель, — греческое вино «Рецина» с острова Крит, настоянное не в дубовых, а в сосновых бочках… Поэтому, когда вы будете его пить, у вас возникнет иллюзия, будто вы гуляете в хвойном лесу. Прошу прощения, но по своим вкусовым качествам оно превосходит многие французские вина…

Пикила, — взмах руки в сторону блюда, — ассорти из холодных закусок, где преобладают разные сорта сыров и маслины. Уверен, ничего подобного вам пробовать еще не доводилось, впрочем, как и все остальное, чем сегодня мы собираемся вас попотчевать… Приятного аппетита!

После пикилы последовали салат из даров моря, долма, улитки по-бургундски, фаршированные кальмары. На горячее были поданы гамбасы — шашлыки из только что родившегося ягненка и мусака — жаренные на вертеле баклажаны, сыр, лук и помидоры.

«Рецина», янтарное «Шабли» и «Бургундское» цвета спелого граната лились рекой, а тостам, казалось, не будет конца…

В заключении трапезы на столе появилось блюдо с греческим деревенским сыром, который эллины запивают киром — смесью шампанского с красносмородинным соком свежей выжимки.

Гретхен, наклонившись к мужу, прошептала:

— Какая прелесть, Морис! Нельзя ли взять с собой бутылочку этого напитка?

— Нет, потому что, едва откупорив бутылку шампанского, его надо сразу смешать с только что отжатым соком… Мы можем приготовить кир в номере, надо только попросить у мэтра красной смородины и узнать, в каких пропорциях смешивается сок с шампанским.

…В проеме двери показался крошечный человечек с огромной седой шевелюрой «а-ля Альберт Эйнштейн». Он поманил пальцем метрдотеля и стал что-то нашептывать ему на ухо. Миньон быстро утер губы салфеткой, заговорщицки подмигнул молодоженам и, почти касаясь лицом крышки стола, прошептал:

— Начинается… Но сначала два слова, чтобы ввести вас в курс действа, которое нас ожидает… Из исторических романов вы, конечно, знаете, что у одной из жен короля Генриха Восьмого было три груди. Хотя это — не единственный факт ее жизни, позволивший ей войти в мировую историю… Но речь сейчас не о ней — о таких же уродцах, которых один предприимчивый эмигрант из России Эмиль Барановский собрал по всему свету и гастролирует с ними по самым фешенебельным курортам и заведениям Европы. Получив громогласную рекламу, он прибыл со своим аттракционом в Голливуд. Через две недели Барановский убывает в Англию, а пока…

— Он здесь, что ли?

— Ну конечно же! Он и его передвижная кунсткамера сегодня вечером выступают здесь, в греческом зале…

— Он что? Демонстрирует заспиртованных человеческих аномалов? — поморщился Шевалье. — Эка невидаль!

— Да нет же, мсье, его экспонаты — не в колбах и пробирках, а во плоти и крови, за деньги выставляющие себя напоказ всем желающим… Впрочем, и нежелающим — тоже!

Обычно, когда публика в ресторане основательно захмелеет, мистер Ричардсон, хозяин «Оазиса», предоставляет сцену уродцам из труппы Барановского…

Он начинает с демонстрации самой простой патологии: выводит в зал семья членов какого-то арабского то ли клана, то ли племени, у которых на обеих руках и ногах по шесть пальцев. Поясняет, что члены этого племени, чтобы