Вот уже третий день Максим Нечаев находился на базе загадочной совсекретной струкруты «КР», изучая то, что Рябина скромно называл «теорией спецдеятельности». Шесть часов в день, три «пары» — занятия в аудиториях, притом наименование дисциплин наверняка бы сделали честь элитным спецшколам ЦРУ, МИ-6 или «Моссада»: «Основы диверсионной деятельности в условиях современного мегаполиса», «Выживание в экстремальных ситуациях», «Теория и практика компьютерного взлома», «Разведывательная деятельность», «Поведенческие модели потенциальных жертв», «Криминалистика», «Физиогномистика», «Пиротехника», «Прикладная наркология», «Средства спецсвязи»…

Особое внимание уделялось компьютеру — взлом кодов, сетевое пиратство, уничтожение баз данных посредством грамотно подобранных вирусов: специалист, ведший эту дисциплину, утверждал, что в современной информационной структуре спецдеятельность невозможна без компьютерной грамотности.

Все лекции сопровождались учебными и документальными фильмами, великолепно снятыми — так сказать, для пущей наглядности и лучшего усвоения материала. Записывать что-либо категорически запрещалось — услышанное и увиденное следовало подробно удерживать в памяти, и притом — на всю оставшуюся жизнь.

— Экзаменов у вас не будет, — равнодушно сообщил Рябина после первого дня занятий, — только единственный зачет по выживанию в экстремальных условиях. Вы — как саперы: экзамены придется держать каждый день, и в случае малейшего прокола…

Впрочем, он мог и не продолжать: Лютый уже прекрасно понимал, что с «красной зоны» его выдернули не для душеспасительных бесед, которые так любил зоновский «кум», в духе — «своим трудом смыть позор преступления», «на свободу с чистой совестью». Правда, конечная цель спецподготовки по-прежнему была тайной, покрытой мраком.

Кроме Нечаева, на занятия ходили еще четыре человека — лекции были построены так, что курсанты никоим образом не могли общаться друг с другом. Вход в аудиторию по одному, выход — тоже по одному. Никаких вопросов лекторам и друг другу, никаких имен и фамилий, никакой педагогики, никакого чувства здорового коллективизма. Лютый даже не пытался выяснить личности остальных — это было невозможно. Для житья были предназначены боксы. Питание развозили по комнатам на тележках. Это очень напоминало одноместные «хаты» следственного изолятора. Сразу же после занятий камеры запирались извне, превращая их хозяев в пленников. Рукомойник, унитаз, кровать, полочка со специально подобранной литературой, небольшое окно с синеватым пуленепробиваемым стеклом — вот и весь джентльменский набор. Правда, суперсовременный компьютер несколько скрашивал одиночество, однако «Ай-Би-Эм» стоял тут не для игр или письменных посланий по «Интернету» электронным любовницам: исключительно для упражнений.

Пока это была лишь теория — но зато какая! Курсантов учили всему, что касалось спецдеятельности: акциям по физической ликвидации, которые никогда не будут раскрыты, хакерской работе, изготовлению взрывных веществ из, казалось бы, совершено безобидных вещей, вроде тех, что продаются в магазине «Бытовая химия», методике установки и использованию прослушивающих устройств, основам слежки и конспирации, скорочтению, гримировке, прикладной медицине, воздействию на организм медикаментов, наркотиков, отравляющих веществ и радиоактивных элементов…

Конечно же, множество подобных дисциплин Максим когда-то уже изучал на 2-м факультете Высшей Краснознаменной Школы КГБ, учась на контрразведчика, но тот курс ни в коем случае не мог сравниться с курсом «КР» — ни содержанием, ни насыщенностью.

Серьезных практических занятий пока еще не было — если не считать утренней физподготовки в спортзале, занятий боевыми единоборствами да регулярных стельб в тире. На стрельбу отводилось два часа утром и два часа вечером, притом стрелять приходилось из любого оружия, использовавшегося почти всеми армиями и спецслужбами мира: от американской автоматической винтовки М-16 до родного «Калашникова», от австрийского пистолета «Глок» до снайперских винтовок, от станкового пулемета до сверхсовременного арбалета с лазерным прицелом… Из курсантов методично делали настоящих снайперов. Это ведь только в дебильных американских боевиках какой-нибудь Грязный Гарри палит во все стороны. Настоящий профессионал делает один-единственный выстрел…

Максим, подняв голову и прищурившись против солнца, внимательно взглянул на лектора — несомненно, он когда-то и где-то видел этого внешне безобидного старичка. Такие, как этот — люди непростые, штучная работа. Такие, как этот, опасней целой роты элитного спецназа. Интересно — где и как этому благообразному дедушке приходилось применять свои страшные знания на практике? Сколько человек на его совести?

Старичок, усмехнувшись так сладко, будто бы речь шла о каких-то очень милых и приятных вещах, продолжал мягко и безмятежно мурлыкать:

— Итак, рассмотрим первый вариант: убийство, заведомо представленное как несчастный случай. Наиболее типичны ситуации в так называемых «зонах риска»: верхние этажи зданий, шахты лифтов, практически любой наземный, подземный, воздушный и водный транспорт, бытовая электротехника, открытые водоемы…

Лютый сидел, не шелохнувшись — услышанное только раз, навсегда запечатлевалось в его памяти. Его глаза внимательно, почти не мигая, смотрели на старичка — лишь к концу лекции он вспомнил, где его видел: в восемьдесят четвертом году, когда Максим учился на втором курсе «вышки», этот человек выступал перед курсантами с лекциями — кажется, начальство представило его как бывшего резидента советской разведки в одной из ближневосточных стран. Кажется, он даже что-то вел на 1-м, разведовательном факультете…

Но ведь это — 1-й Главупр, разведка, выведенная ныне в отдельную структуру и переименованная в СВР.

Против кого теперь направлена мощь некогда грозных советских спецслужб?

На подавление новой, страшной волны криминала, почти полностью захлестнувшего Россию? Положение таково — мафия угрожает основам российской государственности, и если спустя несколько лет вместо Конституции будет принят Свод воровских понятий, это мало кого удивит; скорей, обрадует.

Но ведь был уже «13 отдел», спецподразделение, созданное для борьбы за конституционные нормы антиконституционными методами — проект провалился.

Тогда — зачем, для чего, почему? На чьей стороне ему придется воевать — а главное, против кого?

Эти вопросы не давали Лютому покоя ни на лекциях по «теории спецдеятельности», ни после них…

Больничная палата была очень большой. В ней — огромная деревянная кровать, вроде той, на которой почивали августейшие короли, стильные жалюзи на пуленепробиваемых окнах, телевизор с экраном в полстены, видеомагнитофон, два холодильника с прозрачными дверками — сквозь стекло виднелись такие деликатесы, названия которых среднестатистический гражданин вряд ли произнесет без ошибок.

Рядом с кроватью стоял столик — мудреная медицинская аппаратура в два этажа, тускло мерцающий экран осциллографа, зеленая точка на нем, выписывающая замысловатые траектории, компьютерный монитор с постоянно меняющимися данными состояния больного…