Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоило Владимиру Максимовичу сделать несколько шагов в сторону, как почти с разбегу на Вадиме повисла Кристина Шемякина. Сунула ему в руки цветы. Обняла. — Вадечка, с возвращением!
Ветров растерялся. — Кристина, ты чего творишь то? Люди смотрят. — Пусть смотрят. Я тебя встречаю. Вот где она, твоя очередная? А? Сначала Маша. Потом Катя. А придёшь ты все равно ко мне. Рано или поздно поймёшь… — Кристина Анатольевна, руки уберите от меня. Не вынуждайте силу применять, — зашипел на неё Ветров. — И не подумаю. Пусть твой любимый Склодовский посмотрит. Где его кукла Катя? В своей Москве? А я здесь. С тобой.
Вадим никогда не был груб с женщинами. И тем более ни разу не поднимал на них руку. Сейчас ему ничего другого не оставалось, как с силой разжать ей руки. Прижать к корпусу. — Кристина, запомни, пожалуйста. Между мной и тобой ничего нет. Уже давно. И не будет. Вообще. Совсем. Никогда. Кристину трясло в его руках. — Вадечка… — Ещё раз. Ты сейчас берёшь цветы. И идёшь домой. И ещё. Я очень надеюсь, что у тебя хватит ума и гордости никогда не приближаться к моей жене. Поняла?
Кристина кивнула. Было видно, что у неё дрожат руки. Вадим отпустил её. Она побрела к выходу с причала.
Вадим остался стоять. Белый, как полотно. Только скандала ему сейчас и не хватало. Видимо хорошо, что Катя не прилетела. Ей было бы неприятно это видеть. И не факт, что она бы поняла и простила. Остаётся надеяться, что вице-адмирал верно всё истолкует.
Слухов будет много. И рано или поздно они Катю заденут. Вот уж правильно говорил их офицер-воспитатель: "Нельзя начать жизнь с чистого листа, особенно если до этого на этом листе чистили тараньку….". Вадим подозревал, что у этой фразы было все же другое окончание. Менее приличное.
Тяжёлая рука легла ему на плечо. Рядом снова стоял Склодовский. — Ничего-ничего. Перемелется. Эта змеюка Катьку пыталась прошлый раз укусить. Теперь с головы зашла. Упорная девка. Вот не знаю, хватит ли Катерине терпения. Ты только не ври ей никогда. Она не заслуживает.
Его Катя заслуживает только лучшего, думал Ветров. Самого. Теперь надо наизнанку вывернуться, но чтобы у неё всё это было. И быстрее добраться до телефона. Катя наверняка ждёт.
64.
Специальная мелодия, поставленная на звонки Вадима. Та самая — Джо Дассен "Salut". И всё. Остального мира нет. Есть улыбающийся Ветров. Глаза усталые. Бледный.
— Вадюша, Господи… Всё в порядке? — Всё хорошо. Вот сейчас уже совсем всё в порядке. Холодно у вас? — Да, представляешь, больше двадцати. И сугробы. Говорят, такой зимы много лет не было. А у вас? — А у нас темно. Но не холодно. Ветров показал термометр, на котором было минус двенадцать. — Вадь, я билет взяла. На пятницу. Вечерним "Сапсаном" приеду. — Слушай, это просто отлично. Я буду встречать. Есть что-то, что ты хочешь в Питере посмотреть? — Я хочу в театр. Можно? — Невесте командира всё можно.
Меньше чем через две недели Ветров встречал её на Московском вокзале. Она выпорхнула из вагона, вся как из света сотканная. И даже февральский неуютный Питер стал будто теплее и приветливее. Ветров застыл с розами, как с автоматом. Катя не переставала вводить его в состояние, когда ясно мыслить невозможно.
— Вадюша! — Катя бросила чемодан, Вадим раскрыл объятия. — Вот это я понимаю, встречает. С цветами. Как положено. А не то, что нынешние. Выйдут, в телефоны упрутся, — полюбовалась ими проводница соседнего Мурманского поезда, — Вы случайно не из Североморска? — вдруг спросила Вадима. — Как Вы догадались? — А вас, военных моряков, видно сразу. Уже не знаю, как. Я на этом маршруте больше двадцати лет. Всегда возим. То матросов по призыву. То курсантов на практику. Офицеров в академию. Потом если с семьёй — детьми, вещами, то счастливые. Если одни — то пьяные. Хотя сейчас больше самолётом.
Катя снова залюбовалась Вадимом. Как же хорошо, когда он улыбается! Её Северный ветер. Как тепло рядом с ним! Пока поезд к перрону подходил, у неё чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
Вадим подхватил Катин чемодан, обнял её. Они улыбнулись проводнице. Та уже вслед тихонько их перекрестила.
Зимний Санкт-Петербург выглядел совсем иначе, чем в Катин последний приезд. Ещё более величественным и строгим. И даже больше столичным, чем Москва, которую зимой превращали в один большой новогодний шарик. Ветров в питерских декорациях смотрелся очень органично. Впрочем, Катя подумала, что это естественно. Он же здесь вырос. И чем-то похож на этот город.
Кажется, целая жизнь прошла с того времени, как она была тут последний раз. Хотя вроде всё было на своих местах. И стела на площади Восстания, и круглый павильон метро с синей буквой. И даже ларёк с шавермой. Катя задержала на нем взгляд. — Ты голодная? Нам не очень далеко. Троллейбусом поедем, наверное. Или такси возьмём?
Для Кати, только-только начавшей зарабатывать собственные деньги, они совсем недавно обрели свою реальную ценность. До этого она как-то и не задумывалась, как так получается, что они летают самолётом в Североморск и на море всей семьёй. Дорого ли, купить продукты. И сколько нужно работать, чтобы приобрести модные джинсы. Всё детство на не знала ни в чем отказа. Папина зарплата позволяла баловать всех. Теперь нужно было взрослеть.
— Такси не надо, давай на троллейбусе. Так даже интересно, — Катя не хотела провоцировать Ветрова на гусарство.
Всё же нужно будет узнать, какой у их будущей семьи будет бюджет. Чтобы не задеть его просьбами о чём-то, что они не могут себе позволить.
Ветров же такой, он вывернется наизнанку, упрется, но сделает, как она просит. В этом Катя не сомневалась. И ей, конечно, нравилось такое внимание.
Они приехали на Васильевский остров. Прошли дворами. Дом оказался обычной кирпичной пятиэтажкой.
Вадим поймал Катин удивлённый взгляд. — Тут таких домов немного совсем. Зато квартиры отдельные маленькие есть. В тех домах, что на Большом проспекте, квартиры огромные. Там можно было только комнату в коммуналке снять. А я Юрке велел отдельную. Так что вот. Наше жилье на ближайшие две недели.
Ветров открыл ключом дверь. Обычная однушка. Кухня, комната. Что ж. Катя решила, что нужно осваивать то, что есть. Оказалось, что Вадим к её приезду основательно подготовился. — Ух ты! Столько еды! Куда нам на двоих? — А это не я, Кать. Стыдно, но не сам готовил. Это тётя Валя Бодровская приезжала вчера вечером. Навезла всего домашнего. Если ты не против, мы завтра к ним съездим. Они далековато. А тут квартира специально рядом с академией. Мне пешком буквально семь минут. — Бодровский — это тот, который Юра? — Да, Юра, его жена Алла и тётя Валя — Юркина мама. Ты только не пугайся. Она сразу обо всех заботиться начинает.
Катя оглядывала квартиру. Видела, как волновался Вадим. Боялся, что ей не понравится. А ей нравилось. То, что за окном тёмный питерский февраль, а здесь, в тишине дворов, в маленькой квартире горят лампы и тепло. И можно тонуть в объятиях, прижиматься к любимому мужчине, слышать, как он дышит. А больше и не надо ничего.