Вот, кстати, о поджогах. Они были широко распространены и в столицах, и в деревнях. Существенная разница в одном: деревенские подпаливали дома односельчан из мести, сводя разные старые счеты. А городские поджоги несли исключительно корыстные цели.

Чаще всего этим грешили владельцы лавок и всевозможных мастерских – конечно, не успешные, а как раз проторговавшиеся или разорившиеся. Единственным способом выпутаться из финансового краха представлялось получение страховки. Однако агенты столичных страховых обществ были народом опытным, видывавшим виды и расследование вели не хуже, чем их коллеги в более поздних американских боевиках. Так что поджигатели «сыпались» довольно часто. Одни из-за того, что перед поджогом распродавали или увозили куда-нибудь все оставшееся имущество, оставляя в помещении одни голые стены, – что хваткие агенты устанавливали быстро. Других выводила на чистую воду примитивность использованных для поджога средств: как правило, стружки, лучина или пакля, для большей горючести облитые керосином, салом или дегтем, – что опять-таки часто обнаруживалось.

Правда, и более изобретательные поджигатели (получается невольный каламбур) порой горели уже по другим причинам. Молодой немец, хозяин магазина игрушек и прочих безделушек, оказался близок к разорению и решил действовать испытанным способом: получить немалую страховку. Он был гораздо изобретательнее многих: устроил в магазине целую сложную систему из пропитанных пироксилином (то есть взрывчаткой) шнурков, петард и тому подобных легковоспламеняющихся штучек… Приладил свечу таким образом, чтобы она, лишь догорев до конца, привела в действие всю систему, а сам ради алиби пригласил знакомых дам, взял тройку и поехал развлекаться в один из дорогих ресторанов.

Там его и взяли. Изобретательного немца подвели обстоятельства, которых он не мог предвидеть: магазин располагался едва ли не в центре Петербурга, огонь заметили вовремя, пожарные примчались быстро – и обнаружили, погасив огонь, бо́льшую часть системы, не успевшей еще сработать. Тут уж полиции все было ясно с первого взгляда, подозревать следовало в первую очередь самого хозяина – вот за ним и поехали. На сей раз не усматривалось никаких романтических обстоятельств, способных растрогать присяжных и публику, – так что «изобретателя» приговорили к каторжным работам, которых он предпочел избежать, зарезавшись прямо в коридоре суда перочинным ножом (на суд он приехал не из тюрьмы, а из собственного дома, потому и обыскан не был)…

В 1875 году угодил под суд очередной поджигатель ради страховки, отставной унтер-офицер, владелец переставшего приносить доход кожевенного завода на Лиговке – каковой в одну прекрасную ночь и сгорел дочиста. Улик вроде бы не нашлось, однако, когда сыщики копнули поглубже, выяснили интересную вещь: незадолго до того владелец заводика ни с того ни с сего в будний день, задолго до окончания рабочего дня, отпустил рабочих и прислугу «погулять». Отчего-то им не гулялось, и они вернулись на завод довольно рано. И обнаружили на заводе (точнее, просто в большой мастерской) опять-таки систему (хотя и гораздо проще, чем у немца): повсюду располагались обмазанные дегтем корзины и доски, на которых стояли горящие свечи – а одна свеча была поставлена под кран бочки с дегтем. Сам хозяин, когда его позвали, отнесся к увиденному как-то очень уж равнодушно, не проявил никакого беспокойства, объявив все это «проделками каких-то шутников». Ну, рабочие пожали плечами и никуда заявлять не стали – к чему, если сам хозяин в полицию не торопится?

Когда эта история всплыла, полиция принялась копать еще глубже. И выяснилось, что до того бывший унтер Усачев уже дважды становился жертвой пожара – и оба раза получал страховку. За год до того у него сгорела портерная (пивная), и он положил в карман полторы тысячи рублей. А еще раньше то же самое произошло с усачевской табачной лавочкой, что опять-таки принесло приличную сумму. И портерная, и лавочка, как легко догадаться, опять-таки стояли на грани разорения. В полиции как-то мало верили в некое роковое невезение – и Усачев в конце концов попал под суд, приговоривший его к каторжным работам. В отличие от немца, возможности зарезаться ему не представилось (да и не стремился наверняка к тому) – и побрел печально в кандалах знаменитым Владимирским трактом…

В свое время в Петербурге на совершенно иной манер действовала целая шайка поджигателей. Двое отыскивали съемные квартиры, расположенные рядом, через стенку, – и начиналась работа. Одну из квартир временный владелец обставлял мебелью – и страховал, указывая в несколько раз завышенную стоимость движимого имущества. Второй свое добро не страховал – но именно он в своей квартире и устраивал пожар, таким образом, чтобы пламя перекидывалось на застрахованное жилище, съемщик которого оказывался как бы и ни при чем: пожар-то начался не у него… Так продолжалось несколько лет, «пострадавшие» (в этой роли предусмотрительно выступали разные лица) всякий раз получали по страховке немалые денежки. В конце концов, когда появились зацепки, полиция их все же повязала. Шайка оказалась довольно многочисленной (в том числе и несколько женщин) – причем все успешно косили под людей «из общества»…

Ну а о знаменитом поджоге Фейгинской мельницы, устроенном «мучным королем» Овсянниковым, я уже рассказывал подробно, так что возвращаться к нему не стоит.

Большое распространение имели брачные аферы, от которых «частенько страдали не только обнадеженные заманчивыми перспективами невесты, но и женихи».

В свое время широко известны были столичные свахи – но вот как раз они, без всяких исключений, работали честно, дорожа заслуженной за многие годы репутацией. Однако в роли «сватов» сплошь и рядом выступали всевозможные посредники, или, как они тогда именовались, комиссионеры. Их в обеих столицах кишело превеликое множество, и занимались они самыми разнообразными делами, брались за что угодно, была бы прибыль. В том числе и за устройство браков. Иные и впрямь работали честно, зато другие…

Вот характерный пример, совершенно не уникальный. Молодой чиновник-карьерист, искавший «выгодную партию», на свою беду столкнулся с комиссионером-жуликом. Тот в два счета свел возжаждавшего выгодного брака персонажа с молодой симпатичной якобы вдовой богатого полтавского помещика, которой после смерти мужа и достались его немаленькие имения. Все было разыграно по высшему классу, не на пустых словах, а еще и с «вескими доказательствами»: комиссионер демонстрировал всерьез заинтересовавшемуся и красивой и богатой дамой молодому человеку целый ворох «деловых бумаг» своей клиентки: всевозможные счета по имению, письма управляющего и тому подобные убедительные документы. Роман разгорался не на шутку, очень быстро молодой человек сделал предмету своей страсти предложение руки и сердца по всем правилам – и очаровательная вдовушка, не особенно и жеманясь, его тут же приняла. Назначили день свадьбы и стали обговаривать детали.

Однако вскоре комиссионер явился с другой вестью: сама вдовушка пока что не в состоянии потратить на приготовления к свадьбе хоть копейку: она пока что сидит без гроша, потому что скотина-управляющий медлит с высылкой денег (кстати, ситуация, частенько встречавшаяся и в реальности). И только-то?! Ну какое ж это препятствие! Нетерпеливый жених тут вручил комиссионеру несколько сотен рублей.