членов общины, в том числе от рук их предводителя. Свыше сорока высохших от голода тел он нашел вдоль пути, по которому следовал за ними в Юту. Он сомневался, что в общине, добравшейся до Великого Мертвого моря, осталось больше чем четыре десятка.

Мужчина, сидевший перед повозкой, был не Легий, которого он видел всего трижды, и то издали. Пророк был выше и отличался жуткой худобой. Всегда носил черный костюм, золотую цепочку для часов, короткую накидку проповедника и шляпу из высококачественного фетра, с высокой тульей, загнутым краем и опоясывающей тулью лентой.

За управляющей экипажем фигурой солдат разглядел несколько светловолосых голов, на некоторых из которых были старомодные дамские чепчики. Он стал ждать, когда появится проповедник, поскольку по предыдущим наблюдениям знал, что тот всегда находится где-то рядом с повозкой. Чертыхаясь себе под нос, он ждал, пока черный экипаж с большими узкими колесами не оказался в пятидесяти ярдах от него, и кучер не заметил его присутствие. Когда тот потянул за поводья, солдат выстрелом отправил его обратно на сиденье. С пробитой грудью кучер завалился на бок и стал хватать воздух своим тонким, как бумага, ртом.

За звуком выстрела, эхом разнесшимся по ущелью, последовали жуткие визги пассажиров, сопровождаемые воздеванием длинных рук к красному утреннему солнцу.

Когда драгун перезарядил винтовку, он услышал, как Легий откуда-то сзади отдал приказ. Пассажиры, три женщины и один мужчина, раздетый ниже пояса, поднялись на ноги и неуклюже засуетились, словно находились в стремительно тонущей гребной шлюпке. Они быстро высадились и поспешили к противоположным склонам ущелья.

Когда солдат перезарядил винтовку, помимо подстреленного кучера, который все еще хватал ртом воздух и держался за горло, он сумел рассмотреть темные быстрые фигуры, карабкавшиеся вверх по склонам. Возможности точно прицелиться не было. Солдат чертыхнулся и сунул винтовку в чехол. Затем встал и запрыгнул в седло. Вытащил саблю и пришпорил лошадь. Та перешла на легкий галоп, который, как она знала, всегда предшествовал атаке.

И солдат поскакал вдоль ущелья, с саблей наголо, пригнувшись, чтобы видеть выдолбленный в скале проход на одном уровне с удилами. Пронесся мимо экипажа в облаке пыли. Его сабля сверкнула лишь раз, прежде чем вернуться в прежнее положение. Когда солдат проскакал мимо, голова и предплечья кучера отлетели от хрупкого тела.

Солдат слышал у себя над головой, как четыре темные фигуры царапают камень, словно океанские крабы, удирающие от острого клюва морской птицы. Оружия у них не было, кроме миссисипского мушкета, который, как он видел, тащил за собой мужчина. Но оказавшись впервые в непосредственной близи от Легия, солдат продолжил атаку, будто перед ним были мексиканские артиллеристы во время сражения в Пало-Алто. Пророк спрыгнул со своей тощей лошади и побежал к правому склону ущелья, когда драгун-кавалерист бросился на него.

Черная лошадь Пророка попятилась и затрясла головой, при этом из ее страшного желтого рта не вылетело ни капли слюны. Драгун направил свою лошадь прямо на нее. Проносясь мимо ее содрогающейся от ярости фигуры, он разрубил ей череп своим «Старым Рукорубом» на две большие половины.

Драгун направил свою лошадь в погоню за карабкающимся в сторону скал Пророком, но та встала на дыбы, а затем ее повело в сторону, еще до того, как он услышал у себя где-то за правым ухом выстрел.

В отчаянном холоде рассвета багровый мир, сотканный из пыли и камня, превратился вокруг него в сплошное пятно, и он спрыгнул со своей лошади, прежде чем та рухнула и заскользила по дну ущелья.

Перекатившись и вскочив на ноги, солдат высоко вскинул саблю, как учил его на востоке один французский гусар. Попятился к своей лошади, тяжело раненной в шею двумя дробинами, выпущенными из одного ствола. Снял с седла винтовку и побежал к ближайшему склону ущелья, в противоположную от источника выстрела сторону.

Он пробежал футов двадцать, на тот случай, если стрелок уже перезарядится и сможет взять его на мушку вне укрытия. Упал за большой красный валун, из-за которого было видно вход и выход из ущелья. Где-то над ним находились трое Нефийцев. Еще двое, один из них – Легий, поджидали на другой стороне.

– Сукин сын, – сказал он.

– Это ты, кавалерист Эфраим Лайл? – крикнул Легий из укрытия, где прятался, словно черный паук среди камней.

– А то ты не узнал! – Солдат окинул взглядом ущелье на случай, не покажет ли Пророк свое бледное лицо.

– Я держу близко при себе крошку Мерси Лайл. Думаю, ты знаешь. А в холодные-холодные ночи особенно близко. Возможно, твой дядя и сделал ее женщиной, но я вспахиваю ее, словно плуг сухое поле. Слышишь меня?

Солдат стиснул зубы, и у двух из самых дальних откололись кончики.

– Но я – великодушный человек, Эфраим. Я мог бы поделиться с тобой крошкой Мерси. Ну, как тебе такое, солдат?

– Пытаешься меня спровоцировать, проповедник? Что ж, у тебя почти получилось, – сказал солдат, и ему пришлось сильно укусить свой рукав, набив рот шерстью, чтобы подавить рыдания, исполненные такой ярости, что глаза у него затянуло кровавой пеленой. Это все, что он мог сделать, чтобы удержать себя на земле, не вскочить с пистолетом и саблей в руках и не броситься на Нефийцев через высохшее русло реки.

– Господь всемогущий, – взмолился он. – Господь, который шел со мной долиной смертной тени, прошу тебя, сделай мне еще одно одолжение. Сделай так, чтобы у меня хватило сил отправить этих дьяволов обратно в пасть ада, из которой они выползли… После чего, Господь, я с радостью вернусь домой и буду заботиться о моей сестре так, как должен был.

И на последнем слове молитвы он увидел, как длинная тень первого Нефийца поползла сквозь рассвет в его сторону. С длинными, как у пугала на кукурузном поле в Миссури, руками, тот спускался по склону ущелья. Головой вперед. Прыжками и перебежками, словно летучая мышь.

Солдат использовал инстинкты, известные лишь человеку, часто бывавшему под обстрелом, и оставался неподвижным. Ни один мускул в его теле не дрогнул, даже когда рваная тень твари накрыла его полностью. Подкрадываясь, Нефийцы редко издавали какие-либо звуки. Стоит человеку увидеть их или их тень, считай, все кончено, и нет иного пути, кроме как обратиться, едва их грязные зубы покрестят его плоть. Но солдат кое-чему научился у индейских лазутчиков, как и у тех индейцев, чьи рисунки видел в той пещере под холмом Кумора. Научился идти по чужим следам на земле, не оставляя своих; оставаться неподвижным и ждать, как это делают убийцы в прерии или в пустыне. Перед