Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишить работодателей возможности натравливать друг на друга разные группы рабочих также делает необходимостью амнистии для нелегальных иммигрантов в странах наподобие США, где большому количеству нелегальных иностранных граждан коррумпированные жлиты позволяют селиться в стране и быть её гражданами де-факто к выгоде экономических элит. Награждать иностранных граждан за нарушение иммиграционных законов — это зло. Но это меньшее из двух зол, в сравнении с сохранением у нанимателей доступа к крупным резервам нелегальной иммигрантской рабочей силы, которую можно запугивать и с которой можно плохо обращаться. Нелегальных иммигрантов, не совершавших уголовных преступлений, так же, как и легальных мигрантов следует делать гражданами страны так быстро, как это возможно, чтобы лишить бизнесменов доступа к рабочим, которые не могут голосовать. Нет необходимости добавлять, что цель амнистии в виде закрытия для фирм и домохозяйств доступа к расщеплённому трудовому рынку не будет достигнута, если в будущем нелегальная иммиграция не будет адекватно пресекаться, в основном за счёт сокращения спроса на неё за счёт жёстких штрафов тем работодателям, что нарушают иммиграционное законодательство.
Как заметил Джон Б. Джадис: «Без государственного контроля над транснациональными корпорациями и банками и без контроля над границами и иммиграцией очень трудно представить, как США станут более эгалитарным обществом…Глобализация несовместима с социал-демократией в европе или либерализмом Нового Курса в США». Национальная экономика должна служить национальному рабочему большинству, а глобальная экономика должна служить национальным экономикам. Каждому демократическому национальному государству следует приспособить свою иммиграционную и торговую политику к защите интересов членов своего рабочего большинства — как местного, так иммигрантского. В эру, что сменит неолиберализм, «четыре свободы» неолиберализма — свобода передвижения людей, товаров, услуг и капиталов — следует заменить «четырьмя регуляциями».
Эпилог
Технократический неолиберализм был руководящей философией западных демократий с конца двадцатого века. Но он не является естественной или неизбежной идеологией правящей элиты. Наоборот, современные менеджерские элиты в разное время в разных странах правили, опираясь на различные идеологии — демократического плюрализма в Америке Нового Курса и в послевоенной Западной Европе, неолиберализма в западных странах от Рейган и Тэтчер до Макрона и Обамы, национал-социализма в гитлеровской Германии, марксизма-ленинизма в СССР и КНР.
Для разгрома технократического неолиберализма необязательно низложение менеджерского надкласса западных стран. Западным элитам нужно только отказаться от технократического неолиберализма ради другой руководящей философии — и предпочтительно, чтобы это была философия лучшая, чем указанный технократический неолиберализм, как демократический плюрализм, а не столь же плохая или худшая. Большинство представителей элиты при новом режиме будут теми же членами элиты, что были при старом режиме. То, что большинство правящего класса состоит из карьеристов-оппортунистов, это к лучшему. Этот факт означает, что может случиться радикальная революция в политике без радикальной смены персонала.
Что может мотивировать менеджерский надкласс отказаться от технократического неолиберализма? Ответ: страх. История показывает, что любой правящий класс не желает делиться властью с подданными, если только они не боятся либо подданных, либо стран-конкурентов.
Страх перед подданными — слабый мотив. Народные восстания редко перерастают в революции, если только повстанцев не поддерживает раскольническая фракция внутри элиты или иностранная элита — как французская монархия, которая финансировала и поддерживала американскую независимость от Британии ради своих целей.
Страх национального поражения на войне — горячей, холодной или торговой — с большей степенью вероятности вынудит элиты предпринять реформы, чем страх перед восстаниями снизу. В двадцатом веке необходимость добиться межклассовой гармонии и сотрудничества между бизнесом и профсоюзами и сбить накал расовой вражды в годы мировых войн и в годы Холодной войны преодолела, пусть и на краткий срок, естественное нежелание западных элит делиться властью с организованным трудом.
Если нынешний технократический неолиберализм в будущем сменит новый демократический плюрализм, вероятно, это произойдёт в контексте возобновившегося соперничества между великим державами. Для того, чтобы эффективно конкурировать с враждебными державами, патриотические фракции надкласса, ставящие долгосрочные цели в виде национальной солидарности и национальной производительности, выше краткосрочных целей классового эгоизма, могут возглавить замену глобалистского неолиберализма новым национальным девелопментализмом, дополненным межклассовыми переговорами для достижения социального мира в тылу.
Опыт современных восточноазиатских демократий — Японии. Южной Кореи и Тайваня — доказывает, что неолиберализм не является единственной моделью для технологически развитых современных демократий. В сравнении с США и Европой эти государства пускают к себе мало мигрантов и занимались выносом промышленного производства в гораздо меньшей степени. В отличие от западных стран там не было радикальных, навязанных элитой разрывов в их социальных системах между серединой двадцатого века и началом двадцать первого. В результате, хотя у них есть там и смя политики-популисты и они страдают от других проблем, включая низкий уровень рождаемости, у них нет ничего подобного популистскому восстанию против неолиберализма, которое раскололо политические сисетмы Европы и Северной Америки.
В соревновании между экономической моделью, по-разному воплощённой в жизнь в Японии, Южной Корее и на Тайване (за вычетом традиционного ориентированного на экспорт меркантилизма), с одной стороны и олигархической моделью экономики, в которой господствуют рантье, существующей в Бразилии и Мексике, с другой стороны, было бы глупо ставить на вторую. Североамериканские и европейские не могут и не должны копировать современные восточноазиатские государства национального развития. Но всё же должно быть причиной для беспокойства то, что с момента окончания Холодной войны, США и Западная Европа движутся, в рамках этого спектра, от Восточной Азии к Латинской Америке.
Менеджерские элиты обречены на господство над экономикой и обществом каждого современного государства. Но если их не сдерживать, они зайдут за границы своей власти и породят разрушительную популистскую реакцию, пропорционально соответствующую эксцессам менеджерских элит.
Если не возникнет состояния постоянного конфликта между двумя постоянными классами технологического сообщества, новая классовая война должна закончиться по одному из двух вариантов.
Первый вариант заключается в том, что появится новый межклассовый компромисс, воплощённый в новом демократическом плюралистском порядке, который обеспечит рабочее большинство в каждой западной стране гораздо большей уравновешивающей силой в политике, экономике и культуры, чем той, какой оно располагает сейчас.
Альтернативный вариант — триумф одного класса над другим, всё равно надкласса во главе с неолиберальными технократами или рабочего класса во главе с демагогами-популистами — будет катастрофическим. Западные страны, в которых будет господствовать технократический неолиберализм, будут высокотехнологическим кастовым сообществом. Западные страны, в которы будет господствовать демагогический популизм, будут коррумпированными и стагнирующими.
Учитывая слабость и дезорганизацию национальных рабочих классов, то самым вероятным исходом новой классовой войны без появления нового демократического плюрализма будет то, что в одной западной стране за другой менеджерское меньшинство, с его почти полной