Шесть дней спустя он приближался к стойбищу Абсароков и уже издалека слышал громкие песни: племя отмечало возвращение отряда. Судя по всему, родственники Половины Луны не стали устраивать долгого оплакивания, и деревня тонула в грохоте барабанов. Обычно отряд не въезжал в деревню сразу, если кто-то погиб в походе. Воины посылали гонца, и тот начинал носиться между палаток, громко сообщая о погибших, затем он прыгал на землю, садился и неподвижно ждал, когда вокруг него сгрудятся люди, готовые узнать о подробностях несчастья. Родные оплакивали погибшего до тех пор, покуда следующий отряд не привозил с собой из похода скальп — доказательство гибели врага. Но семья убитого могла разрешить проведение торжеств в племени уже на следующий день. Именно так и случилось в этот раз.

Возвращение Молчуна с десятью отменными скакунами и телом погибшего соплеменника произвело в стойбище шумное волнение. Пляски прервались, мужчины приветственно заулюлюкали, женщины восторженно заверещали, ярко раскрашенные всадники в пышных головных уборах окружили прибывшего, размахивая над собой длинными жезлами, сплошь увешанными красивыми орлиными перьями, мальчуганы радостно прыгали возле лошадей, ловко вспрыгивая на них и соскакивая обратно.

Приняв тело Половины Луны, старухи привычно подняли вой и понесли зловонного мертвеца за пределы лагеря. Сидящий Волк приблизился к Молчуну, и на его выкрашенном в чёрный цвет лице сияла белая улыбка.

— Ты совершил великий подвиг, мой друг! — воскликнул дикарь. — Мы только что начали Длинный Танец, присоединяйся к нам. Мы немедленно раскрасим тебя должным образом. Ты достоин быть первым на этом торжестве!

Оказалось, что отряду всё же пришлось схватиться с преследователями, но никто из Абсароков не погиб, лишь трое получили лёгкие ранения в руки и грудь. Теперь те, которые сумели прикоснуться в бою к врагам, выстроились в круг и исполняли песню. Люди, смеясь и приплясывая, подносили им подарки, бросая возле их ног. Жёны героев танцевали внутри круга, привязав к макушкам мешочки с амулетами своих мужей. Сидящему Волку полагалось вывести на середину круга свою жену и положить ей на голову свой амулет, но он был вдовцом, поэтому привёл Лесное Лекарство. Девушка вымазала левую половину лица белой краской, как бы указывая этим, что лишь половина её существа принимала участие в этом танце, потому что только обликом своим она замещала мать.

— Брат, — шагнул Молчун к Сидящему Волку после завершения танца, — я пригнал из лагеря Полосатых Перьев самых лучших лошадей. Я даю их тебе за твою дочь…

— Нет! — Радостное выражение в одно мгновение слетело с лица индейца. — Никогда она не станет твоей женой! Я не отдам её никому!

Чёрная физиономия злобно искривилась перед Молчуном, и Сидящий Волк в охватившем его внезапном раздражении быстрым шагом направился домой. Молчун растерянно застыл, впившись глазами ему в спину. В ту минуту он впервые страстно захотел броситься на Сидящего Волка и вонзить длинный охотничий нож между лопаток упрямого краснокожего тупицу. Он даже ощутил в руке силу удара и брызнувшую липкую кровь на стиснутых пальцах.

— Я предупреждала тебя, что отец не согласится видеть меня чьей-то женщиной, — услышал Молчун шёпот в самое ухо. Возле него стояла Лесное Лекарство.

Он тяжело вздохнул и нервно задрожал.

— Я слышал эти слова в ту зимнюю ночь… Так это было на самом деле? Ты и я… — Голос Молчуна сорвался. Вечереющий воздух сдавил ему грудь и стиснул виски, неожиданная духота окутала со всех сторон и вскружила голову.

Он взял Лесное Лекарство за руку и повёл сквозь галдящую толпу за пределы лагеря. Сердце его то готово было выскочить из груди, колотясь чуть ли не в горле, то сжималось и пряталось в самой глубине тела, разливая мертвецкий холод. Молчун остановился за густыми ветвями кустарника, усыпанного чёрными ягодами, и привлёк к себе девушку.

Его дыхание участилось. Одно лишь прикосновение к её коже уже было наслаждением. Несколько мгновений он стоял неподвижно, привыкая к ощущению её близости, затем рывком опустил Лесное Лекарство на колени и судорожно задрал кожаную юбку до самой талии. Длинная рассыпчатая бахрома, которой была оторочена нижняя кайма платья, мешала Молчуну, соскальзывая с упругих ягодиц индеанки и закрывая от мужчины влажное потаённое место женского тела. Лесное Лекарство опустилась на руки и посмотрела на Молчуна через плечо. Её чёрные глаза источали огонь, веки томно опустились, и взгляд сделался бесстыдно-призывным. Молчун дал тяжёлым замшевым штанам соскользнуть вниз и прижался обнажённой кожей к женской наготе. Его плоть рывками поднималась и в конце концов упёрлась пылающим концом в мякоть, охотно принявшую его и затянувшую в мокрое нутро.

Над головами соединившихся в страстном порыве людей закачались тёмные кроны густых деревьев, в шелестящей листве заплясал ветер, окатывая своим порывистым дыханием податливые стебли высокой шелковистой травы. Подкрадывалась ночь, но барабанный бой в деревне не стихал, продолжая перекликаться с пронзительными голосами певцов и собственным эхом, перекатывающимся по сумеречной долине.

Лесное Лекарство повернулась к Молчуну лицом и, потянув бёдра на себя, освободилась от липкого и всё ещё напряжённого мужского органа. Мужчина ткнулся лицом в её грудь, охваченный внезапно накатившими на него опустошённостью и страхом.

— Я увезу тебя с собой. Сидящий Волк не хочет разлучаться с тобой. Мне кажется, что он болен. Но и я болен. Моё сердце разрывается, когда я вижу тебя и не могу обнять… Я ухожу от тебя, и мне становится свободно, но едва вновь увижу тебя, как стальное жало впивается в меня и заставляет страдать… Сейчас я с тобой, я счастлив, но я боюсь чего-то. Мужчина не должен бояться, и никто никогда не мог упрекнуть меня в трусости. Но здесь не трусость, нет, меня пронизывает потеря… Я отхожу от тебя, и сразу что-то важное покидает меня, кто-то невидимый вырывает из меня что-то очень существенное…

— Небо дало мне знак, что я получу от тебя ребёнка, но не в этот раз. — Лесное Лекарство прикоснулась губами к его лбу. — У нас будут внуки… Но не спеши, Большое Крыло. Бегущий человек не замечает слишком многого…

Молчун скользил пальцами в пульсирующем влагалище, откуда лениво истекало его густое семя. После услышанных слов он вдруг ощутил в этой слизистой массе дрожание жизни. Густые волосы на нежной коже между ног Лесного Лекарства превратились в траву, пробившуюся сквозь рыхлую сырую землю, и пальцы мужчины лёгким движением сгребли мягкие комья и перетёрли их о шершавую ладонь. Бёдра женщины раскрылись, и между ними появился быстро растущий упругий стебель, наполненный незримым духом. Марсель обхватил его губами, и свежая влага с ароматом утренней росы коснулась его грязного бородатого лица. Стебель тянулся вертикально вверх, раздуваясь в диаметре и обтягиваясь рельефными прожилками. Под его эластичным покровом белый человек угадывал ритмичное биение, ему даже казалось, что он различал некое свечение внутри неведомого ствола.

— Ах! — вырвалось изо рта Лесного Лекарства, и она протянула к Молчуну сильные руки. Тело её бурлило под платьем, волны вздымали шуршащую одежду, но необъяснимое зрелище не пугало Молчуна. Он будто шагнул в таинственный мир, где всякие чудеса были вполне естественными.