– Но… зачем же на меня смотреть?..

Господи, ну как разговаривать с мужчиной, который говорит, что хочет на тебя посмотреть?! Кате никогда никто такого не говорил.

– Без определенной цели. На вас приятно смотреть, неужели вы не знаете?

– Н-не знаю…

– Теперь будете знать. Вы свободны завтра вечером?

Завтра вечером Катя собиралась купать Марию Гавриловну. Но у нее язык не повернулся сказать про это Игорю Владимировичу.

– Конечно, – сказала она. – Куда мне прийти?

– Я за вами заеду. – Ей показалось, она видит улыбку в уголке его губ. – Скажите ваш адрес.

Игорь отпустил Катину руку. Она не могла поймать его взгляд – взгляд был невидящий, направленный в какую-то неведомую ей точку.

– Я вчера ультразвук делала, – незаметно вздохнув, сказала она. – Теперь уже точно говорят, что мальчик. И большой, говорят.

– Катя, прошу тебя, не волнуйся. – Как легко он угадывал ее состояние, даже не глядя, угадывал! – Как только это будет возможно, мы с тобой распишемся.

– Я совсем не об этом… – У Кати даже слезы выступили на глазах, так она расстроилась. – Я совсем не потому волнуюсь, ты что?.. Просто… Ты такой печальный все время, я же чувствую, и мне от этого тоже печально. Очень мне от этого плохо. Ты… о жене своей думаешь, да? – наконец решилась спросить она.

Катя несколько раз видела его жену в больничном вестибюле и каждый раз старалась поскорее обойти ее – и просто обойти, и взглядом тоже. Ей было невыносимо стыдно перед этой женщиной. Конечно, у Игоря с ней по крайней мере нету детей, хотя бы отца она из семьи не уводит, но мужа… Ведь для женщины это такое страдание, и необязательно, чтобы дети… В те несколько мгновений, пока она еще не отводила взгляд от Игоревой жены, Катя видела, что та несчастлива. Очень несчастлива, этого невозможно было не заметить. Она была красивая, высокая, с необычно, пышной шапочкой, подстриженными каштановыми волосами, с тонкими чертами лица – одна учительница в Катиной школе называла такие черты породистыми – и очень несчастливая… Знать, что она является причиной чужого несчастья, это и было для Кати невыносимо.

– Я не думаю о жене, – сказал Игорь. – Она сама по себе, я сам по себе.

Катя видела, что он говорит правду. Нет, она никогда не смогла бы так жить – вот так вот, совсем сама по себе. Но что сравнивать! Игорь такой сильный, что… очень одинокий. Наверное, это закон в жизни такой: сильные люди всегда одинокие. Ну точно, Катя даже вспомнила, как бабушка однажды говорила маме о каких-то знакомых, которые никак не могут пожениться:

– Да и зачем бы судьбе их сводить? Оба сильные, трудно будет – поодиночке справятся. Бог-то ведь человеку пару в помощь дает, чтоб жизнь вместе одолевать полегче было.

Ей почему-то стало не по себе от этого воспоминания. Ясно же, что от нее, от Кати, такому человеку, как Игорь, никакой помощи быть не может.

Он посмотрел на нее, погладил по руке. Его рука была так же холодна, как огонь в его глазах.

– Котлеты, говоришь, теплые еще? – сказал Игорь. – Ну так давай съедим, пока не остыли.

После того как Катя ушла, Игорю долго еще казалось, что теплое облачко, оставленное ею, кружится над его кроватью.

Она была единственная женщина, которую всегда сопровождало такое облачко. Он потому и обратил на нее внимание, хотя вообще-то не был склонен к подобным наблюдениям, а в то время, когда он впервые ее увидел, соображения такого вот зыбкого рода его просто раздражали.

Но тогда, почти год назад, его так привлекло ее девическое простодушие, что он долго не мог его забыть. И решил позвонить ей, хотя и понимал, что делать этого, наверное, не надо.

Тогда он думал «наверное, не надо», а теперь – «конечно, не надо было». Не надо было ей звонить, не надо было вступать на эту зыбкую почву. Но он позвонил и вступил, а сейчас что ж – коготок увяз, всей птичке пропасть; так, кажется, называлась нудная в своем постановочном авангардизме пьеса Островского, на которую он однажды ходил с женой.

Мысль о жене пришла некстати – Игорю было неприятно вспоминать о ней. И даже не потому, что из-за ее неведомо откуда взявшегося любовника он уже третий месяц вынужден валяться на больничной койке, морщиться от головной боли и благодарить судьбу за то, что по крайней мере выжил. К любовнику и его дружку он испытывал только холодную злость и знал, что они получат по заслугам, если не оба, то по крайней мере тот, который отправил его в такой унизительный нокаут.

Но о жене он не хотел вспоминать не поэтому. Просто его раздражали воспоминания о ней. Такая реакция даже вызывала у него недоумение, потому что за семь лет брака у них накопилось немало счастливых воспоминаний. Они много ездили вместе, и много разговаривали о том, что видели в этих поездках… Они подходили друг другу во всем, и Игорь не понимал: куда вдруг пропала гармония, которой с самого начала была отмечена их с Ирой совместная жизнь? Почему жена стала тяготить его – всем своим существом тяготить, во всех своих проявлениях?

Когда он впервые почувствовал с нею эту тягостность, то даже растерялся. Было в этом что-то неправильное, несправедливое, Ира совершенно этого не заслуживала! Он подумал, что, может быть, просто чересчур присмотрелся, притерся к ней, может, она ему поднадоела. Он знал, что такое бывает от долгой и ровной совместной жизни, его и прежде иногда тянуло на что-нибудь новенькое, и несколько коротких связей у него, конечно, за семь лет брака было. Каждая из этих связей – он отлично помнил! – только освежала его чувства к жене. Здоровый левак укрепляет брак; Игорь на собственном опыте проверил это нехитрое мужское наблюдение и убедился в его справедливости.

Он немедленно попробовал это средство снова – в его фирме как раз появилась новенькая сотрудница Алиса, очень красивая, очень, как он сразу понял, дорогостоящая штучка. То, что она не устояла перед его напором, польстило его самолюбию. Это был чистый выигрыш, потому что Алиса не могла испытывать перед ним трепет как перед начальником. Он взял ее на работу по просьбе отца, который когда-то работал в МИДе с ее отцом, и, надо полагать, девочка знала, что, уйди она с этой работы из-за неприятных ей домогательств босса, папа найдет для нее другую работу, равноценную. Значит, согласно простой логике, она переспала с боссом потому, что его домогательства оказались для нее приятны. Что ж, она тоже оказалась приятна для него – умелая, без комплексов, с молодым и ухоженным телом.

Но не помогла и Алиса: тягостность не прошла. При мысли о том, что придется провести вечер с женой – слушать ее рассказ об английском романе, который она сейчас переводит, или очередные стихи, которые она сегодня где-то прочитала и сразу запомнила наизусть, или даже просто есть приготовленный ею ужин, какой-нибудь морской коктейль в винном соусе, – ему не хотелось идти домой.

Игорь знал, что неконтролируемые эмоции – плохой советчик в делах, причем в любых делах, как в рабочих, так и в личных. Он не был примитивным человеком, но не считал себя и настолько сложным, чтобы не суметь в себе же самом разобраться. Он должен был понять, что с ним происходит, почему так переменилось его отношение к жене!