Шаван купил в Ницце огромный букет мимозы и повез в Париж.

— Вы балуете ее, свою жену, — сказал ему Амеде. — Ей повезло, что у нее такой преданный муж.

А вот Людовик нахмурил брови.

— И что прикажете с этим делать?! Похоже, ты плохо соображаешь.

Взяв букет у него из рук, он швырнул его на кухонный стол, так что желтые шарики рассыпались по плиткам.

— Поль… Прикрой-ка дверь!.. Чтобы нас не услышали.

Шаван внезапно почувствовал себя в опасности. Лицо Людовика не сулило ему ничего хорошего, как бывало в худшие дни.

— Садись.

Шаван покорно притянул стул к себе.

— Что означают эти цветы, а? — продолжал Людовик. — Что ты любишь Люсьену? Что ты мучаешься по ее милости?

Заложив руки за спину, он расхаживал по кухне, подыскивая слова.

— Нет, это было бы уже слишком, — возразил Шаван.

— Ты должен знать, Поль. Сегодня утром врач сказал без обиняков. Люсьена потеряна безвозвратно.

Он встал напротив Шавана.

— Потеряна, слышишь? По его словам, все решится днями.

— Да что он знает? — вскричал Шаван.

Людовик положил ему руку на плечо.

— Правда заключается в том, — продолжал он, — что Люсьена покинула нас уже давно. Мне не хотелось бы делать тебе больно… Ах, как же это трудно… Она перестала быть с нами еще задолго до несчастного случая. Понимаешь?

— Нет, — пробормотал Шаван. Но он уже опустил голову, желая скрыть стыд.

— Она обманывала тебя, мой бедный Поль. Она обманывала нас обоих.

Подняв с пола желтые шарики, Людовик машинально подбрасывал их на ладони.

— Девчушка, которую я… это невозможно!

Похоже, его глазам привиделась девочка, некогда взбиравшаяся к нему на колени. Он как бы очнулся ото сна и посмотрел на дядю.

— Не веришь? А между тем у меня есть доказательства. Однажды я встретил ее неподалеку от «Лидо»[11] — она шла под руку с мужчиной. Представляешь?! Я просто обомлел.

Он ждал ответа. Шаван, оцепенев, стиснул зубы.

— Никаких сомнений — то была Люсьена… Тогда я решил удостовериться. В те дни, когда ты находился в поездке, я выслеживал ее… И в конце концов обнаружил, что она занимала квартиру на бульваре Перейра, скрываясь под именем… в жизни не угадаешь… Кетани! Это ее девичья фамилия. Она вернулась к своим истокам, как сахарская лисица возвращается в пустыню. И видишь ли, я спрашиваю себя, а была ли она вообще когда-нибудь с нами?

Усталым жестом он швырнул желтые шарики мимозы в раковину.

— Сам я слишком стар. Но ты со временем ее позабудешь. Погоди! Я не закончил. Она выбрала себе довольно редкое имя — Лейла… Несомненно, для того, чтобы с большим успехом заниматься своей профессией… Ее профессия, Поль… Мне нет необходимости ее уточнять.

— Замолчи, — прошептал Шаван.

— Да, сейчас замолчу, только сначала… Ну что ж, пускай, я расскажу тебе все… При том, до чего мы сейчас докатились… Шестое декабря — дата, которую я не скоро забуду… Был вечер. Я увидел, как Люсьена входит в дом на бульваре Перейра с клиентом… Я вынужден употребить это слово… Разодета как принцесса… Я поджидал в своей машине — когда приспичит, я умею быть терпеливым. Посреди ночи из дома выскользнул тип… И кого я вижу немного погодя? Следом выходит Люсьена, уже преобразившись — в своей обычной одежде. Короче, твоя жена! С некоторых пор она проявляла подозрительность. И вот, она смотрит направо, затем налево и, сев в ваш «пежо», тут же трогается с места. Все это происходит настолько быстро, что у меня нет времени для маневра. Я сразу подумал: «Тебе от меня не удрать, малышка!» И бросился в погоню.

— Вранье, — пролепетал Шаван, получив удар в самое сердце. — Не станешь же ты мне говорить, что это ты…

— Да, я. Я попытался было прижать ее к тротуару, чтобы вынудить остановиться. Она узнала меня и тут, должно быть, в панике потеряла управление. Я готов был прийти ей на помощь, если еще не поздно. Но тут же подумал о скандале, о нашей подмоченной репутации, о тебе, мой бедный Поль. Я предпочел поставить на ноги полицию, но не назвался. А потом, увидев, как ужасно она пострадала, счел за лучшее не усугублять твоего горя. Но теперь хватит, я уже не в силах выносить твои страдания. Люсьена — разумеется, мы станем за ней ухаживать, как только сможем, но выполняя свой долг, и ничего более.

— Значит, ты…

— Да. Я!

Людовик протянул руку Шавану, но тот отпрянул.

— Не прикасайся ко мне!

— Ах, Поль! Ты меня просто убиваешь. То, что она нас обманула, ужасно само по себе. Но если она сейчас нас разлучит…

Двух мужчин разъединяла стена молчания. Некоторое время спустя Людовик подошел к двери.

— Ты предпочитаешь, чтобы я ушел?

— Да.

— Прости меня, Поль. Я был обязан открыть тебе глаза на правду.

— Да-да! — крикнул Шаван. — Но оставь меня одного, господи, оставь меня одного.

Людовик вышел из кухни. Шаван долго протирал глаза. Потом приготовил кофе и выпил чашку залпом. Главное — больше не раздумывать, не увиливать. Правда! Она была налицо. Людовик совершенно прав. Так больше продолжаться не может. Шаван вернулся в гостиную, полистал телефонную книгу и снял трубку.

— Алло… Полицейский участок?

Он говорил шепотом, чтобы не услышала медсестра.

— Алло… Я хотел бы поговорить с инспектором… Значит, так… Мне надо сделать заявление. Убийца Доминик Луазлер… Да, знаете, на улице Труайон… Это я… Меня зовут Поль Шаван, я проживаю в доме тридцать три по улице Рамбуйе… Нет, это истинная правда. Я вовсе не расположен рассказывать басни… Убийца — это я… О! У меня нет намерения убежать, это очевидно. Можете не торопиться. Я вас подожду… Второй этаж, дверь направо…

Шаван положил трубку. Никогда в жизни он еще не ощущал такого умиротворения. Он пошел к медсестре и шепнул ей на ухо:

— Ступайте спать в соседнюю комнату. Мне спать еще не хочется. Я подежурю. И если услышите звонок, не беспокойтесь. Я сам открою дверь. Ко мне должны прийти.

Сиделка подавила зевок.

— Капельница еще почти непочатая. Когда она опорожнится, кликните меня. Я заменю ее на другую. Так распорядился доктор. Он считает, что наша больная очень ослабла.

— Не волнуйтесь. Я прослежу.

Шаван закрыл за ней дверь. Какая гора внезапно свалилась у него с плеч. Он подошел к кровати, не без труда снял с пальца обручальное кольцо и надел его на безымянный палец Люсьены. Кольцо оказалось великовато для ее костлявого пальца. Одной рукой он с неизбывной нежностью придерживал его, не давая соскользнуть, а второй — отсоединил трубку от колбы. И стал дожидаться прихода полицейских.