– Справедливости ради отмечу, что никаких речей о деньгах в тот день у нас не было, – пояснила я. – И учти, пожалуйста: я никогда не ставила перед собой цель сесть на шею к олигарху. Сама прекрасно зарабатываю.

Но Тоню не легко было сбить с намеченного пути.

– Ты не станешь бегать за толстым кошельком. А как насчет Макеевой? Ты-то промолчала о финансовом положении любовника, но собрать о нем информацию в Интернете, зная его имя-фамилию и псевдоним как фотографа, легче, чем чихнуть. Так чего она хотела?

– В Москве должен был проходить экономический форум, – забормотала я, – по его окончании, естественно, был банкет намечен. Лена пыталась попасть на тусовку, хотела привлечь к работе своего фонда состоятельных людей. Представители шоу-бизнеса неохотно расстаются с деньгами, жертвуют копейки. И певцы-писатели-артисты озабочены пиаром, милосердие у них часто показное, ради статей в прессе. Очень богатые люди другие, они частенько отдают миллионы без шума. Ну и… в общем…

– Ты попросила Костю организовать аферистке входной билетик, – договорила за меня Тоня.

Я начала отбиваться:

– В то время я понятия не имела о мошеннических наклонностях Макеевой! На прием мы с Костей пошли вместе, я увидела там Лену, познакомила ее со своим другом.

– Небось, собираясь к нему в Брендино, ты сказала с Макеевой о поездке на фазенду? – предположила Антонина.

Я промолчала. Грымова тяжело вздохнула и продолжила:

– Синяки Макеевой на самом деле очень тонкая пленка, самая последняя разработка для киносъемок. Если актеру нарисовать кровоподтеки, то их придется регулярно подправлять, потому что от света софитов или постановочной драки грим плывет. Кроме того, процесс, так сказать, боди-арта растягивается на несколько часов. Вечером артист принимает душ, и прощай, красота. Но ведь подчас главный герой чуть не весь фильм щеголяет в бланшах. Исполнитель должен встать ранехонько, усесться в кресло гримера ни свет ни заря, проторчать в нем кучу времени… Это очень неудобно для всех. И вот совсем недавно придумали умные пленки. Их просто наклеивают в нужных местах и – топай на съемочную площадку. Прилепить картинки труда не составляет, это занимает не часы, а минуты, синяки смотрятся натуральнее некуда. Даже если ткнешься в них носом, не сразу сообразишь, что перед твоими глазами фальшивка. Прозрачный материал, на который нанесен рисунок, полностью сливается с кожей, к тому же нагревается от тепла тела. Схватишь «раненого» за руку и не ощутишь прохлады наклейки. В России пленками пока не пользуются, они очень дороги. А в Голливуде эта новинка в ходу. В Интернете есть парочка магазинов, торгующих театральными костюмами и гримом, там можно заказать и волшебные нашлепки. Я проверила банковские счета Макеевой, у которой была кредитка для расплаты в сети, и выяснила: несколько раз она совершала покупки в тех магазинах. Кстати, она вообще в тратах не стеснялась, приобретала, что хотела, имела солидные накопления и постоянно пополняла свои запасы.

– Как ты добралась до сведений о ее деньгах? – поразилась я.

– Надо иметь сто рублей и завести сто друзей, – перефразировала известную поговорку Тоня. – Есть у меня приятель, гениальный хакер. Вилка, я думаю, Елена решила отнять у тебя Костю. Наметила простой план: начнет жаловаться тебе на побои, ты пригласишь страдалицу на дачу. Макеева талантливый манипулятор, она бы и у медведя гризли сочувствие вызвала. А очутившись на даче, Леночка начала бы соблазнять Фокина.

– Костя не любит охотниц за деньгами, – парировала я, – у нее не было шансов.

– Так она-то об этом не знала, – отбила подачу Грымова. – Поняв, что тянет пустышку, начала бы просить деньги для фонда, приглашения на мероприятия, где собираются бизнесмены. С твоей помощью Макеева проникла в круг артистов, писателей, теле– и радиожурналистов. Используя Фокина, она метила попасть в окружение владельцев очень больших денег. Елена хитрее многих, ей бы удалось ввинтиться в закрытое сообщество, я уверена.

– Интересная версия, – констатировала я. – Есть одно «но». Неужели мошенница не понимала, что я могу связаться с Юрой, чтобы сказать ему, какой он мерзавец? Правда немедленно проклюнулась бы на свет.

– Елена не ожидала скорой смерти, – возразила Тоня, – и придумала бы, как не позволить тебе с ним побеседовать.

– Ты узнала что-нибудь интересное про Мазаеву, Иншакова, Волкова и Ваткину? – перевела я разговор на иную тему. – Они как-то связаны с последними жертвами, Наташей Мироновой и Еленой?

– Вчера я пообщалась с родственниками учительницы и пенсионера, – отрапортовала Антонина. – Потом пялилась в компьютер. К сожалению, опять не обнаружила ничего, что могло их объединять. Вере было двадцать девять лет. Сестра Мазаевой рассказала, что раньше она была довольно полной, ела все подряд, о диетах не думала, но как-то неожиданно отправилась в спортзал. Вроде прочитала книгу о здоровом образе жизни, прониклась идеями автора и стала страстной физкультурницей. В результате резко постройнела. В остальном ничего необычного – работа, дом, кино, подружки. Примерно за год до смерти у Веры появился кавалер, женатый мужчина. Мазаева никому о связи не рассказывала, имени любовника не называла. С сестрой тоже не откровенничала – та старше ее на десять лет, счастлива в браке, имеет троих детей, общих тем у женщин мало. Их родители умерли, сестры разменяли квартиру на две, но остались жить в одном подъезде, забегали друг к другу по-соседски, болтали о пустяках. Катя не одобряла связь Веры с человеком, имеющим семью, поэтому та о нем не распространялась. Но Катерина думает, что сестра амурничала с кем-то из посетителей тренажерного зала. Перехожу к следующей жертве. Там такая история…

Леонид Ильич Волков всю жизнь водил трамвай, воспитывал двух сыновей, любил жену Ангелину и считался прекрасным семьянином. Одна беда, у него бывали запои. Полгода капли в рот не берет, потом бабах, неделю квасит без остановки. Ангелина его лечила, кодировала, к психологу водила, но эффекта – ноль.

Леонид Ильич тихий, мягкий человек, никогда, даже в пьяном угаре, не поднимал на жену руку и не повышал голос на детей. Когда наступал момент очередного загула, Волков запирался в маленькой комнате, глотал водку, спал, снова наливался алкоголем и так дней шесть-семь. Потом выползал наружу, мылся, просил у жены прощения и отправлялся на работу с повинной головой. В остальном – прекрасный человек, заботливый муж, прилежный работник. И начальство, и жена, учитывая, что Волков тонул в алкоголе лишь два раза в год, в марте и октябре, проблем из его «хобби» не делали.

Едва Леонид запирался в комнате, супруга звонила в трамвайный парк и сообщала бригадиру:

– Мой отбыл в плановую командировку.

– Ладно, – отвечал тот, – ждем его через неделю.

Долгие годы в жизни Леонида Ильича ничего не менялось, а потом он внезапно бросил пить. Ангелина приставала к мужу с расспросами, и тот без особой охоты ответил:

– Жизнь одна, надоело здоровье гробить.

Дальше – больше. Выйдя на пенсию, Волков переселился на дачу и стал выращивать овощи, завел корову, кур, отказался покупать продукты в магазинах. Теперь Волков вставал в пять утра, занимался хозяйством, выкинул из дома телевизор, накупил книг по философии. То есть, по словам жены, «окончательно сбрендил». Она припугнула его разводом, а Леня равнодушно ответил: