Люк вспомнил ликование, когда его бросили в бассейн гавани. То, что сделала Эмерелль, — подло. Спектакль для народа. Но ликование мужчин, женщин и детей, стоявших на набережной, он мог понять. Он сам часто предавался по ночам мстительным фантазиям, после того как эльфы украли Гисхильду.

Он обессиленно опустился на подушки. Как ему теперь быть? С завязанными глазами ни сражаться, ни бежать он не может. Может быть, просто подождать? Нет! Он сам может решить свою судьбу.

— Мне очень жаль, что так получилось, — наконец сказал он. — Я не мог повлиять на поступки своего ордена. Я знаю, что это ничего не меняет. Я не прошу о жизни. Делай, что считаешь нужным. Я жду твоего решения.

Послышался голос. Мужчина или женщина? Он не понял ни слова. И воцарилась тишина. Казалось, прошла целая вечность. Храп стих. Но по камням по-прежнему стучали. Люк не знал, что еще сказать. Он напрягся. Неужели палач уже занес клинок над его головой?

Наконец он получил ответ. Прозвучал другой голос. Мягко и обиженно. И снова Люк не понял ни единого слова.

— Мириэлль говорит, что прощает тебя, — произнес кто-то.

Люк судорожно сглотнул. Представил себе ребенка, у которого не было руки. Маленькую фигурку. Ребенка, у которого рыцарский орден, которому Люк поклялся в верности, отнял все. Он закусил нижнюю губу. Ребенка, которым он был, когда чума, которую он не отваживался назвать по имени, отняла у него все.

На глаза навернулись слезы, пропитав повязку.

Снова послышался обиженный голос. Тихий и чужой. Он казался обеспокоенным.

— Мириэлль спрашивает, очень ли тебе больно.

Чувства захлестнули Люка. Он всхлипнул. Будучи не в состоянии произнести что-либо, он покачал головой.

Что-то коснулось его руки. Он почувствовал маленькие сильные пальцы.

— Мне… очень жаль, — запинаясь, выдавил из себя Люк. Попытался совладать со своими чувствами. Подавить всхлипы, поднимавшиеся у него из горла.

Он дрожал. Затем схватился за повязку на голове. Он хотел увидеть этого ребенка. Эльфийскую девочку, которой Новое Рыцарство разрушило жизнь и которая, тем не менее, смогла его простить.

— Не нужно этого делать!

Люк проигнорировал голос. Сорвал повязку и застонал. У него возникло такое ощущение, словно в глаза ему вонзились тысячи кинжалов. Комната была пронизана полотнами яркого света. Он услышал движение. Похоже, девочка отпрянула от него. По крайней мере, отпустила его руку.

Рыцарь опустил веки и прижал большой и указательный пальцы к глазам.

— Ты можешь ослепнуть из-за этой глупости. Кому ты сделал лучше? Можешь радоваться, что сейчас ночь.

— Ночь?

Люк осторожно приоткрыл один глаз, совсем чуть-чуть. Немного впереди в темноте вспыхнула широкая полоса света. Сбоку светился большой шар. А невдалеке он увидел фигуру, всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Худенькая, непропорциональная. Схематичный силуэт казался асимметричным. Вот это и есть Мириэлль. Он закрыл глаз. В нем снова вспыхнули чувства. Он хотел сказать так много, но не находил слов.

— Спасибо, — вот и все, что смогли произнести его губы.

Голос старшего перевел. У Люка возникло такое ощущение, что он знает говорящего. Но существовал только один из народа эльфов, не считая Эмерелль, кто разговаривал с ним. Тот предводитель рыцарей, которые пришли, чтобы забрать Гисхильду из Валлонкура. Воин, которого он вызвал тогда на дуэль и который подарил ему жизнь.

Девочка снова заговорила. На этот раз по-другому. Словно в ней прорвало плотину. Люк не понимал ни единого слова, но это и не было нужно. В звучании этого голоса слышалось отчаяние. Душевные мучения. Она задала вопрос.

Эльфийский рыцарь не спешил. Наконец он заговорил, глухо и медленно:

— Мириэлль спросила, почему вы, сыны человеческие, так сильно ненавидите ее, что пришли и убили ее родителей.

Люк потерял дар речи. Подумал о том, чтобы сказать, что он не знает ответа, который понял бы ребенок. Но это было бы жестоко. Она имела право на искренность.

— Давным-давно эльфы пришли в мою страну и убили человека, который был очень близок моему богу и очень важен для моего народа. С этого началась война. Это было очень много лет назад.

— Ты имеешь в виду святого Гийома? — вдруг спросил эльфийский рыцарь. — Это были люди, рыцари короля Кабецана, они убили его. Я был там тогда. Я хотел забрать его. Мои спутники Номья и Гельвуун отдали жизни за это. Все не так, как рассказываете вы, люди. Твоя Церковь построена на лжи.

Люк хотел ответить на дерзкие слова, но взял себя в руки. Спорить о вопросах веры перед отчаявшимся ребенком подло. Он не понимал, как эльфийский рыцарь мог так необдуманно повести себя! Заморгав, посмотрел на Мириэлль. Она по-прежнему оставалась для него всего лишь размытым силуэтом. Ее лицо — овал с двумя темными безднами. Она смотрела на него, и он понимал, каким жалким было его объяснение.

— Война очень древняя. Обе стороны наносили друг другу ужасные раны на протяжении веков.

Эльфийский рыцарь перевел. Люку показалось, что в его голосе все еще слышатся отголоски гнева.

— Ее родители никогда не покидали этот мир, говорит она. Они не причинили зла ни единому человеку.

Люк задумался. Он мог сказать, что во время больших войн не считаются с подобными мелочами. Такова правда. Причем жестокая. Он не имеет права еще больше ранить ее! Ему хотелось подарить ей мир. Но он не хотел обманывать ее.

— Три года назад эльфийские воины напали на мою школу. Они убили детей и учителей. В тот день я хотел жениться на своей подруге. Эльфы отняли ее у меня. С тех пор я ее больше не видел. С тех пор мой рыцарский орден думает о мести. Мы пришли сюда, и тому только одна причина. Мы хотели отомстить.

Девочка выслушала перевод и сразу же ответила. Ее голос звучал взволнованно и отчаянно.

— Но ведь вы же рыцари! Как вы можете отвечать на несправедливость несправедливостью? Ты можешь забыть боль от утраты своей подруги, когда видишь, как страдаю я? Рыцари Альвенмарка защищают слабых. Что же вы за рыцари такие?

У Люка слезились глаза. Он пытался посмотреть на нее, но Мириэлль немного отодвинулась от его ложа. Теперь она стояла перед большим шаром с ярким светом. Неужели это свеча так ослепляет его? Он осознал, что прячется за неважными вещами, чтобы уйти от ответа. Если он хочет быть настоящим рыцарем, придется отвечать.

Люку хотелось увидеть эльфа, но он был невидимым, между светом и теменью. Только голос.

— Я… мы…

Ему показалось, что его раздели. Быть рыцарем — всегда означало для него все. С того самого дня, много лет назад, когда в его деревню приехала Мишель.

— Ты еще рыцарь? — перевел эльф.

— Да!

Он не колебался ни секунды. И только когда это слово вырвались у него, он задумался, имеет ли он право претендовать еще на этот титул.