В том, как беден мой наряд, я еще больше убедилась, когда, миновав улицу Розье, прошла мимо отеля Ламуаньона и очутилась на улице Сен-Луи – тут всегда было много людей. Я видела женщин, облаченных в чудесные туалеты и украшенных бриллиантами. Что ж, сказала я себе, когда-то у меня тоже были бриллианты. И даже лучше, чем у этих новоиспеченных богачек…

В конце концов, о своей нищете я решила не думать и зря не печалиться. Правда, мне было холодно – дул прохладный сентябрьский ветер; кроме того, я хотела есть, но в кармане не имела ни одной монетки.

Я отбросила мрачные мысли и перешла на улицу Эгу-Сен-Катрин, отыскивая дом номер 16.

Я нашла его очень быстро, сразу определив по внешнему виду, где живут итальянцы. Во-первых, пахло вкусной пиццей с томатами. Во-вторых, через двор дома тянулись веревки с развешенным на них бельем, прямо на земле играли черноволосые смуглые дети, и громко бранились, используя незабываемые тосканские выражения, пожилые итальянки. А еще… еще был запах кьянти – его я помнила до сих пор.

– Живет ли здесь человек по имени Лоренцо Бельтрами? – спросила я умышленно по-итальянски, чтобы расположить женщин к себе.

– Живет, чума на его голову, и переживет еще нас с вами! – протарахтела пожилая матрона, в выговоре которой чувствовалась Тоскана. – Ступайте на второй этаж, синьора, там вы его непременно найдете.

Я последовала этому совету. У самого порога квартиры я нечаянно наткнулась на какое-то существо, свернувшееся на тряпичной подстилке. Существо вскочило стремительно, как на пружине.

– А, ваше сиятельство! Я уж и не думал вас дождаться. Это был Брике. Обрадованная, я обняла его, поцеловала в щеку. Мальчишка был грязный, лохматый, но, кажется, не голодный и вполне счастливый. Я вспомнила, что дала ему немного денег ассигнатами.

– Ты все время жил здесь, не так ли?

– Вот еще. Я просто дожидался вас и приходил сюда ночевать. А где вы были, мадам? Вас, часом, в тюрьму не посадили?

Я не хотела говорить об этом. В данный момент меня гораздо более интересовал Лоренцо Бельтрами, находящийся за стеной.

– Дома ли он, Брике? Мне надо с ним поговорить. Мальчишка пожал плечами.

– Это будет трудно, мадам. Он пьяный в стельку, не узнал бы самого себя в зеркале. Вы же знаете, как пьют эти итальянцы. К тому же какой-то дружок привез ему бочонок вина из Бордо.

– А дверь? Дверь открыта?

– Она всегда открыта. Будто тут есть что воровать! Я украл у него серебряную ложку, а он даже не заметил, подумал, что ее вообще не было.

– Давай войдем, мне надо поговорить с ним.

Я толкнула дверь, и на меня сразу повеяло спертым жарким воздухом и нестерпимыми запахами кислого вина, перегара и пота. Синьор Бельтрами храпел во всю свою здоровую носоглотку, бросившись ничком на топчан и разбросав огромные ноги в сапогах. Пьян он был мертвецки. Я с грустью поняла, что мне его не растолкать.

Был, правда, другой выход. Я подошла к дряхлому столу, вытянула один ящик, потом другой, вытряхнула из них все содержимое. Целый град каких-то расписок, бумажек посыпался на пол. Синьор Бельтрами ни на что не реагировал. Я торопливо разбирала всю эту дребедень. На глаза мне попался конверт: «Париж, улица Па-де-ла-Мюль, номер 49. Мадам Стефания Риджи». То, что я искала…

– Ты знаешь, где эта улица Па-де-ла-Мюль, Брике?

– В двух шагах, мадам, – сказал мальчишка, набивая карманы мелкими монетками, вывалившимися из штанов синьора Бельтрами. У меня мелькнула мысль, что этот сорванец, пожалуй, нынче богаче меня. Надо только не дать ему понять этого. – Нужно спуститься по улице Сен-Луи на улицу Нев-Сен-Жилль, а оттуда на Королевскую площадь. А там совсем близко.

– Чудесно. Значит, ты проведешь меня?

Я бы уже ни за что не хотела расстаться с Брике. Мне казалось, что он самый ловкий, расторопный и толковый из всех, кого я знала. Уж он-то действительно будет помогать мне, а не висеть на шее.

Во двор дома номер 49 на улице Па-де-ла-Мюль я вошла с сильно бьющимся сердцем. Дом был обыкновенный, ничем не отличающийся от других домов, сдающихся внаем. Те же пять этажей и глухая мансарда. Чем выше этаж, тем беднее жилье. Несмотря на позднее время, в песке еще играли грязные дети. Окна освещались тусклым светом, ведь свечи нынче стали дороги.

Я подошла к песочнице, машинально погладила по голове черноволосого смуглого малыша лет пяти. И тут я поразилась: ребенок смотрел на меня глазами Джакомо. Да, теми самыми глазами – глубокими, темными, с длинными ресницами и мягким доверчивым выражением. Глаза необыкновенной красоты… Только зрачки у мальчика были подвижны – он, несомненно, видел.

У меня перехватило дыхание.

– Как… как тебя зовут? – выдохнула я с трудом.

– Ренцо Риджи, – шепеляво пролепетал ребенок. – А еще у меня есть сестры Зойзета и Флери.

– Жоржетта и Флери?

– Да.

Я сама не замечала, что говорю с ним по-итальянски. И он, ничуть не удивляясь этому, отвечал мне таким же образом.

– Ренцо, – проговорила я, – ах ты, малыш.

– Я не малыш. Мама сказала, что через два года я пойду к сапожнику и буду шить сапоги.

Они были бедны. Я поняла это, и сердце у меня сжалось. Когда-то я была так богата, что могла бы озолотить их. Но я ничего о них не знала… А теперь я сама стала нищей. Даже более нищей, чем они.

– Скажи, Ренцо, а есть ли у тебя дядя по имени Розарио? Подумав, он ответил:

– Есть. Дядя Лозалио сейчас в армии. Мне мама сказала. Мама уже стояла на пороге – высокая, еще молодая, но сильно располневшая женщина со свечой в руке.

– Ренцо, мальчик мой! Уже пора спать. Беги скорее, я же запрещала тебе разговаривать с незнакомыми людьми!

Малыш поднялся, отряхнул от песка штанишки и побежал к дому. Я подошла поближе, увлекая за собой скучающего Брике. В эту минуту откуда-то донесся отдаленный бой часов: было уже десять вечера.

Я смотрела на эту женщину, уже зная, что она – та самая синьорина Стефания Старди, моя гувернантка, ставшая женой Джакомо. Смотрела и не узнавала. Ни следа не осталось от той стройной русоволосой девушки. Передо мной была почти грузная, растрепанная женщина в буржуазном чепце, явно не следящая за своей одеждой и внешностью. Руки у нее были большие и красные – видимо, от стирки. Она говорила громко и, вероятно, мыла полы, ибо только что выплеснула грязную воду из таза. Можно ли было узнать в этой женщине ту Стефанию Старди, что своими музыкальными способностями очаровала даже старую маркизу де л'Атур?

– Что вам нужно от моего сына? – спросила она резко. Я пожала плечами.

– Ничего. Я хотела бы видеть Джакомо, вот и все.

– Джакомо? Почему это вы называете его так?