но спрятав руки за спину, схватила себя за запястье, пытаясь унять дрожь. Ватные ноги отказывались двигаться, угрожая уронить меня, стоит мне пошатнуться.

Держа на лице непроницательную маску, я кивнула, показывая, что с решением согласна. Подняв голову, грациозно удалилась из столовой наполненной невестами и распорядителем.

Эрихард не явился ни на завтрак, ни объясниться.

Сердце стучало в ушах, а по гортани медленно стекала слюна. Впервые за столько дней, сердце щемило не от радости, а от боли предательства…

Найдя в коридоре глазами укромное место за портьерами, мельком оглянувшись, тут же скрылась за ними.

Оперевшись о стену беззвучно хватала ртом воздух — в лёгких его катастрофически не хватало. Всё тело била мелкая дрожь и я, всё же больше, не смогла стоять. Скатившись по стене, не понимала холод окутывает меня изнутри, или снаружи. Обняв себя дрожащими руками, сжимала ткань у груди. Как же больно…

Прикусив кулак, стёрла выступившие слёзы, не позволив проронить себе и звука. Задыхаясь от всхлипов, кусала и кусала себя, пока на ложбине между большим и указательным не проступила кровь.

Прикрыв глаза, с которых всё продолжали стекать слёзы, яростно прикусила губу. Заглушить одну боль другой. Отличный метод! Заглушить душевную физической…

Сделав пару глубоких вдохов, отпустила дрожащие плечи. Как же холодно…

Не сразу, но мне удалось подняться. Ноги отказывали держать меня, будто они из ваты, а не мышц и костей. Сжав кулаки, вытерла глаза, натягивая на лицо маску безразличия, одну из моих любимых. Приведя себя в порядок, выглянула в сделанную щель. Так никого…

Как ни в чём не бывало проскочила на дорожку, продолжая свой путь. Никто не должен видеть меня в таком состоянии. Никто не должен знать, что я слабая, глупая и трусливая.

Вцепившись в свою руку, не в силах унять дрожь в них, прятала их за спиной, так же, как и прятала свои истинные чувства величественно вышагивая к крылу невест, дабы собрать свои вещи и вернуться… Некуда мне возвращаться…

Спрятавшись за дверями моих комнат, позволила себе всё, что хотела. Разревелась как младенец.

Почему он поступил так? Я думала… Я думала мы любим друг друга… Я думала я значу для него многое, а он…

Прикусив кулак, всхлипнула, не чувствуя физической боли, всю её заглушала душевная. На руке вновь выступила кровь, но я продолжала вгрызаться в свою же плоть, с наслаждением отмечая своё ужасное физическое состояние.

Что бы я, да вновь доверилась кому-либо? Что бы я поверила в наше «долго и счастливо» и отказалась от тех, кто никогда от меня не отвернётся?

Сердце разрывалось на части, точно тысяча маленьких игл вонзились в него, оно корчилось и извивалось в агонии, а я смотрела на это с жестокостью. Вот что бывает, если следовать за чувствами. Вот что бывает, если ты не ставишь себя на первое место в своей жизни и пускаешь на него кого-то другого. Вот что бывает, когда всё чего ты хочешь, это сделать другого человека счастливым. Он этим пользуется, а после выбрасывает как сломанную использованную вещь…

Тёмный ходячий бред был таким убедительным, когда устраивал для меня сцены и уверял, что не желает отпускать, а сейчас? Что же изменилось сейчас?

На смену замораживающего холода, пришла ледяная ярость. Вскочив, начала метаться по комнате, кидая свои вещи в свои сундуки, не заботясь о их сохранении. Здесь нет ничего моего! Ничего, что было бы дорого мне…

Ни вещи, ни украшения, ни ванные принадлежности, ни расчёски, ничего! Ничего у меня нет! Я гол как сокол!

С раздражением кинув в сундук шкатулку, с остервенением смотрела как она разбивается, а из неё вываливаются украшения, каких я ранее не видела. Кинув быстрый взгляд на свой туалетный столик отменила, что на неё добавлено ещё три новые золотые шкатулки. Меня переполняло раздражение и злость, схватив одну из них, замахнулась на балкон, желая выбросить бездушные цацки, что мне не нужны и никогда не будут нужны, но тут же опомнилась.

Я в этом мире никто и звать меня никак. Глупо вот так выкидывать то, что я могу обменять в ломбардах или продать на аукционах за баснословные деньги и жить в своё удовольствие.

На столике также стояла стопка с книгами. Открыв книги, тяжело вздохнула, а сердце заполонила тоска и грусть. Шикнув на своё бесполезное сердце, кинула всю стопку в свои сундуки. Они явно лишними не будут.

Он обещал передать мне книги, но не обещал всегда любить меня и быть со мной…

Какая же я глупая… Какая доверчивая… Какая никчемная…

Раздражённо выдохнув, с обречённостью разжала кулаки. В этом виновата только я…

Рассеяно выронив из рук какое-то украшение, шмыгнула носом, смотря на раскрытый балкон.

А какой тут этаж? Явно не второй… Но и не тридцатиэтажка. Мотнув головой, отогнала эти мысли, если и выбирать, то лучше яд… Безболезненно и мгновенно. А боли я очень боюсь.

Впервые с момента моего сюда попадания, я чувствую такое отчаяние… Я всегда выбирала бороться, а сейчас думаю о том, какое выражение лица будет у Тёмного ходячего бреда, когда он увидит до чего меня довёл.

Спрятав лицо в ладонях, всхлипнула. Ещё утром, покидая его комнаты в темноте я была счастливее всех на свете, а уже сейчас несчастнее кого бы то ни было.

Собрав свои вещи, захлопнула сундуки, хотя они отказывались, но я была упорна. Вытерев слёзы и умыв лицо, толкнула главную дверь, собираясь позвать кого-нибудь. Мне нужна помощь, чтобы вынести все мои вещи.

Не успела я и шага ступить, как прямо у меня перед носом просвистели две секиры, преграждая мне выход и чуть не лишив носа.

— Что это значит? — задушено прохрипела, откашливаясь.

— Не велено выпускать, — прогремел замогильным голосом один из стражей.

— Что значит: «Не велено»? — возмутилась, когда меня впихнули обратно в комнату, — Я вылетела! Меня должны увезти!

— Не велено! — вновь этот безжизненный голос, от которого мурашки по спине. Дверь перед моим носом захлопнули и на этот раз, сколько бы я не дёргала и не толкала, она не открывалась.

— Круто! Меня ещё и в заложниках держат! — прорычала, пнув дверь. — Ай-ай-ай!

Прыгая на одной ноге, прижимала другую к себе. Так! Хватит вредить самой себе!

Раздражённо посылая всех и вся в слух, шла наполнять свою ванную. Если меня не выпускают, почему бы не отмыться как следует. Особенно смыть чужие мерзкие поцелуи. Меня передёрнуло от омерзения. И этому человеку