Конечно, есть еще печенье. Мисс Несса считала его обязательным. Пирожки она отнесет Ньютонам на рождественский обед, и потом нужно будет испечь печенье, которое она будет держать в библиотеке всю рождественскую неделю.

Хотя она не такая искусная повариха, как большинство жительниц города, Гвеннан смогла неплохо с этим справиться – сказывалась школа мисс Нессы. Конечно, никаких украшений для дома у нее не было, но в библиотеке она расставила зеленые растения, а класс мисс Грэхем прислал Санта Клаусов и другие свои поделки, и она их разместила как могла лучше.

День зимнего солнцестояния…

Гвеннан стояла у стола, на котором расставила посуду, формы для печенья, все необходимые продукты, которые с таким усилием собирала в предыдущие недели.

День зимнего солнцестояния…

Значение этого дня она неожиданно ощутила всем сознанием. Как будто ей нанесли сильный удар. Она схватилась руками за голову, склонилась над столом. Нет! Она не хочет! Они ничем не обязана леди Лайл… Воспоминания охватили ее, она ощутила холодный страх.

День зимнего солнцестояния…

Она ничего не обещала. Никогда! Ее нельзя заставить это делать, ведь она не обещала. Они ничего не просила у леди Лайл, ничего не ждала от нее, она хочет только, чтобы ее оставили в покое.

День зимнего солнцестояния…

Гвеннан боролась отчаянно, но знала, что у нее никаких шансов на победу. Она была так уверена, что избавилась от принуждения, что она больше не орудие Лайлов – и вот поняла, как тщетны были ее попытки соорудить стены и преграды, что дали ей тень свободы, как кошка позволяет мыши немного побегать, прежде чем снова схватит ее лапой. Она не свободна – она поймана.

Гвеннан опустилась на ближайший стул. Она никогда не плакала. Еще ребенком она встречала боль и разочарования со сжатыми губами и внутренней решимостью не плакать. Но теперь она чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, она совершенно не справляется со своими чувствами. На ней метка, она такая же слуга Лайлов, как их смуглолицая прислуга, которую она видела во время своих немногих посещений дома. Оборотная сторона всех чудес этого дома – рабство, потому что именно в рабстве Лайлы держали тех, от кого требовали службы.

Она боролась, напрягала всю свою волю и решимость. Гвеннан заставила себя встать, она даже не пыталась стереть слезы – пусть текут. Она может и будет бороться. Руки ее двинулись, сначала неуверенно, потом все с большей решимостью. Она отмеряла, перемешивала, вырезала тесто с помощью старого набора жестяных форм, которые отыскала в шкафу во время уборки. Ставила печенье на противнях в печь, доставала, золотистое и рассыпчатое под слоем красного и зеленого сахара, – и все время боролась, пыталась вырваться на свободу.

Но, насыпая печенье в подготовленные расписные коробки, девушка уже знала, что проиграла битву. Завтра утром она должна будет сделать то, о чем просила ее в письме леди Лайл. Она снова будет участвовать в игре Лайлов, и спасения от этого нет.

Вечером она рано легла, завела онемевшими пальцами будильник. Перед этим пошла в гостиную и взяла плащ и конверт с подвеской. Посмотрев на подвеску, увидела, что циферблат ожил – видны были оба ряда символов: большие и маленькие, тускло светился треугольный указатель. Она предпочла бы открыть окно и выбросить эту вещь в ближайший сугроб; вместо этого надела цепь себе на шею. Теплый металл лег во впадину меж грудей.

Гвеннан ждала, что ночью ее будут преследовать сны, и боялась этого. Но спала она крепко и спокойно. Проснулась до звонка будильника, сразу и окончательно, будто кто-то позвал ее. Методично оделась в самое теплое платье, не стала ни есть, ни пить.

Взяла плащ и на крыльце под тускнеющим светом звезд набросила его. Снова он окутал ее – с готовностью, если так можно сказать о куске ткани (если это вообще ткань), обернулся вокруг нее, будто только ей и предназначено носить его. Запах стал еще сильнее. Какой-то весенний запах, предвещающий пробуждение земли к новой жизни.

Дорога расчищена лишь частично. Никаких следов, никто не проходил от дома Лайлов. Стена – белая насыпь, слегка округлая. Небо над головой серое, безоблачное – будет ясный день.

Ясный день, и солнце встает. День зимнего солнцестояния. К этому дню льнут темные тени. Очень много мыслей теснилось в голове Гвеннан. Это самый короткий день в году, и люди должны заманить солнце, вернуть его, чтобы оно служило миру. Иногда это делали при помощи жертвоприношений. Кровь проливалась на снег, когда люди, утратившие все прежние знания, старались вернуть на землю природное тепло, вернуть жизнь.

Снег не лип к краям ее плаща. Более того, казалось, полы плаща раздвигают сугробы, через которые приходилось пробираться Гвеннан. Она у стены, через которую перелезала много раз. Девушка, уперевшись руками, перебралась через снежный бугор.

Голые черные деревья на краю леса резко выделялись на белом снежном фоне. Перебравшись через стену, Гвеннан остановилась и посмотрела в ту сторону. Деревья росли густо, и даже без листвы казалось, что под ними лежит густая тень, что это чье-то укрытие… чье? Она не знала, только сама эта мысль ей не понравилась.

Она пошла по колено в снегу, держась подальше от деревьев. Вот насыпь и камни. Хоть у них широкие плоские вершины, на них не держится снег, да и у насыпи нет сугробов, как она обнаружила, когда начала подниматься. Вероятно, ветер постоянно обдувает холм и уносит снег.

Света было достаточно, чтобы она видела крышу дома. Одинокий столб дыма поднимался с нее в неподвижный воздух – единственный видимый признак жизни. В лесу было абсолютно тихо.

Гвеннан остановилась между двумя меньшими камнями, третий возвышался прямо перед ней. Сунув руку под плащ, она расстегнула молнию на парке и достала подвеску. Циферблат ярко светился, тепло его чувствовалось рукой сквозь перчатку.

Она подняла диск циферблатом наружу навстречу светлым полосам на небе. Вставало солнце.

И в этот момент абсолютная тишина мира была нарушена. Гонг, далекий, слабый, призыв, который некогда мог созывать верующих в храм. Он прозвенел гордо, требовательно…

Гвеннан вздрогнула, посмотрела на лес внизу, почти ожидая увидеть, как что-то… кто-то выходит из него в ответ на призыв. Но там ничего не двигалось. И тут с циферблата устремился вперед луч света. Золотая спираль нацелилась на середину высокого камня.

Встретившись с его поверхностью, она скользнула вверх. Знаки, которые, как она инстинктивно знала, всегда здесь, немедленно ожили. Никаких следов выветривания. Она почувствовала, как у нее что-то вытягивают из сознания – она этого не может помнить, но…

– Фал, фал, яква, транк…

Аспекс сим, донтпекс…

Эти слова пришли к ней ниоткуда. Световая спираль извивалась в такт с ними. Гвеннан знала!

– Сила, Сила, надели меня твоей щедростью…

Открой истинную кровь… разбей замки…