Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с пиететом относился к художникам «Мира искусства», о них разговоров было много. Часто упоминались французские художники XVIII века времён Просвещения: Жан Оноре Фрагонар, Жан Батист Симеон Шарден, Франсуа Буше.
Вообще в своём творчестве Борис Александрович шёл от искусства предшественников, а не от жизни. Признаки жизненных наблюдений в его работе минимальны. Я никогда не видел в его мастерской этюдов с натуры, однако я не склонен его в этом упрекать. Есть мастера, работающие исключительно по воображению, и Бог им в помощь.
Как-то, собрав нас в своей мастерской, он показывал «Сказку о мёртвой царевне и семи богатырях», бывшую в работе. В разговоре он заметил, что один его знакомый снял эти его иллюстрации на слайды и показал их художнику на большом, во всю стену экране. Борис Александрович уверял нас, что эти картины обладают монументальными свойствами, и якобы в этом его наглядно убедили их увеличенные проекции.
Нам, как почтительным ученикам, надлежало с ним согласиться.
Знакомясь ближе с работами учителя, мы обнаружили его последовательность, основательность и мастерство. Его циклы иллюстраций к сказкам Андерсена, Перро, Пушкина нам нравились. Особенно я могу отметить в памяти своё восхищение его изобретательным и прихотливым оформлением. Запомнились обложки к «Истории свечи», «Дюймовочке» Андерсена, позднее замечательная обложка к книге «Мальчик-с-пальчик», изящные декоративно-растительные украшения и т. д. Его иллюстративный цикл к произведениям Максима Горького, за который он был отмечен Сталинской премией, был выполнен карандашом; но поскольку в те времена полиграфия не умела качественно воспроизводить карандаш, пришлось отдать эти рисунки под штихель ксилографа, отчего они сильно проиграли.
Должен признаться, некоторые свойства рисунка Дехтерёва у меня вызывали недоумение, если не отторжение. Это явная театральность в его композициях, некоторая нарочитая условность мизансцен, поз и жестикуляции персонажей. В чём тут дело, мы тогда разобраться не могли. Сейчас я это объясняю его неоклассицизмом. Он был очарован XVIII веком, а любимыми его художниками были Буше, Антуан Ватто, Фрагонар.
«Для живописи XVIII века особенно характерен тот факт, что содержание мизансцен часто представляло прямое воспроизведение соответствующей театральной экспозиции или сценического эпизода…
В соответствии с жанром таким посредствующим текстом-кодом может являться сцена из трагедии, комедии или балета…
На разных этапах культуры таким посредствующим кодом может являться этикет или ритуал. Однако особенно активен в этом отношении театр»[6].
Этим объясняется своеобразие иллюстраций Бориса Александровича.
В конце жизни, уже в 1980-х годах, Дехтерёв, уйдя из руководства издательством и отойдя от иллюстрирования, занялся станковой живописью. Он стал переносить темперой на холст большого размера некоторые свои иллюстрации («Гамлет»), придавая им форму картин или «портретов в театральных костюмах». Композиции иллюстраций были такими же и на холстах, и пространственные решения тоже остались без изменений. Всё было сохранено, как на слайдовой проекции. Помимо этого он делал некие стилизации в духе Ватто или Буше («Сорока-воровка») вопреки тому, что говорил нам в процессе обучения: тогда он был убеждённым противником прямой стилизации.
В этом новом качестве он устроил последнюю свою крупную выставку в Академии художеств, которая вызвала к себе весьма прохладное отношение большей части художественной общественности. С этого момента Дехтерёв постепенно становится маргиналом-отшельником.
Я убеждён, что каждый жанр обладает присущими ему специфическими свойствами. Диктуется это здравым смыслом. То, что предназначается для украшения книги, делается в особых условиях, обладает спецификой данного жанра и не годится ни для чего иного. И когда видишь книжный рисунок величиной в полтора метра, воспринимаешь это как нелепость.
Конечно, можно тему любого рисунка использовать в других целях, но для этого требуется значительная переработка. Всё это, бесспорно, элементарная истина.
Благотворное влияние моего учителя я испытывал долгие годы и после окончания института, ведь через его руки проходило всё, что я делал для издательства «Детская литература». Он был свидетелем моих достижений и неудач. Его одобрения и порицания были для меня бесспорны.
Вспоминаю наше последнее общение в его мастерской году, кажется, в 1992-м или 1993-м. Не помню зачем, мне нужно было его повидать. Это случилось за год до его смерти, значит, ему было лет 85. Выглядел он плохо, передвигался с трудом, руки тряслись, но он ещё работал, и ему хотелось показать свою последнюю вещь.
Это был большой холст, на котором изображался юноша Ганимед с орлом на фоне горного пейзажа. Борис Александрович уверял, что видел эти горы (Олимп) в Греции, но я знал, что с натуры он никогда ничего не писал, этюдов я у него ни разу не видел, значит, этот пейзаж был создан по памяти. Орёл был нарисован так себе, скорее, срисован откуда-то, а юноша, занимавший крупно весь центр холста, сделан очень академично в весьма трепетной наготе.
Поговорили о мифе. Я вспомнил про эту тему у Рембрандта, но Борис Александрович выразил негодование его сатирической трактовкой. Он говорил о Ганимеде очень нежно и любовно, как о родственнике.
Я глядел на этот холст и думал, что наши с ним вкусы уже давно и кардинально не совпадают.
Сейчас, когда я сам приближаюсь к его позднему возрасту и вспоминаю этого человека, могу сказать откровенно, что я в нём безусловно ценю и что мне не нравится в нём как в художнике.
Не нравится: отсутствие непосредственности, архаичность, манерность, неестественная жестикуляция персонажей, вялый и неумелый гротеск, неумение рисовать животных.
Нравится: безусловная культурность, историчность, изящество, остроумное решение некоторых обложек и форзацев, умелое построение мизансцен, красота и изящество украшений, стильность.
Одна из бесспорных его удач — «Гамлет». Дехтерёв не новатор, он добросовестный архаист. Очевидно, следует судить о его творчестве в этих пределах. И тут нельзя не признать бесспорного качества его обобщений, выразительности его композиций. Некоторые рисунки кажутся мне безупречными — например, умерщвление короля, отца Гамлета.
Для меня Борис Александрович прежде всего ценен как педагог и редактор. Он сыграл важную и положительную роль в моём развитии, и я ему глубоко благодарен.
Георгий Евлампиевич Никольский
Это был очень весёлый пожилой мужчина с шепелявой из-за отсутствующих передних зубов речью. Он часто приходил в «Детгиз» в гимнастёрке, а порой и в телогрейке, пыльных сапогах и с вещевым мешком. Видимо, прямо из лесу.
Это замечательный художник-анималист, по известности следующий за Василием Алексеевичем Ватагиным. Но последний был скорее учёным и скульптором, а Никольский — охотником. Как почти все анималисты, он рисовал исключительно зверей, изображал их мастерски, знал все их особенности и повадки, а людей рисовать либо избегал, либо изображал весьма
