В Ратном этим обычно старшие братья занимаются: договариваются с молодой вдовой, да и… А тут некому. Наставникам-то и в голову, небось, не придет озаботиться, хотя все сами через это прошли… Хотя… Хотела бы я посмотреть, как тот же Филимон уговаривает ратнинских вдовушек перебраться сюда. Или Прокоп… Тит – тот, пожалуй, и смог бы улестить, он кого угодно до полусмерти заговорит, сама проверяла. Но не просить же их об этакой услуге… Придется самой думать».

После того, как из-за болота привели большой полон, боярыня улучила время и сама съездила в Ратное, отобрала для различной работы среди холопок десятка полтора девок, ну, и молодых вдов пошустрее и посообразительнее. Ничего им прямо не сказала, разумеется, когда в крепость везла, но те и сами не растерялись.

Уж как и где они там устраивались, Анна не интересовалась. Попались бы – велела бы непременно выпороть, в основном за то, что попались. Но то, что отроки с их появлением стали спокойней, отметила. Ну, и ее доверенные среди холопок тоже подтвердили – не зря боярыня старалась, батюшку Корнея уламывала.

И все бы хорошо, но попалась в этом стаде одна паршивая овца. И не сказать, чтоб совсем дура, но уж, видно, уродилась такой – вечно во что-то вляпывалась. Хотя в крепость холопов из-за болота и не брали, но эту Анна в последний момент взяла, спасая от расправы в Ратном. Имени ее никто боярыне сказать так и не смог, ибо звали девку по прозвищу, весьма, надо сказать, многозначительному – Бахорка.[3]

Как выяснилось, еще в дороге она умудрилась попасться под руку молодому ратнику из десятка Фомы. Легко раненный в одном из последних боев, а потому не слишком обремененный обычными походными заботами и скучающий на телеге в обозе, малый заметил справную девку из полона и то ли от нечего делать, то ли просто в силу обычной мужеской кобелиной натуры, решил с ней развлечься. И потому не сильничал, а действовал «по-хорошему», то есть уговорами.

Уговорить-то уговорил, но ему и в страшном сне не могло присниться, что эта дурища всерьез в него втрескается. У парня дома жена молодая – только зимой свадьбу отгуляли. Естественно, в Ратном он про свою случайную зазнобу из полона моментально забыл, а если вспомнил, так, небось, только перекрестился, что не ему на жеребьевке досталась. Но Бахорка, как выяснилось, не забыла и попыталась продолжить знакомство, в результате чего была сильно бита ратненской молодухой, которой она от великого ума пыталась объяснить, что не дело бабе противиться решению Светлых богов. Как уж там супруги между собой разбирались – бог весть, а вот девку выпороли и отправили с Анной в крепость. «От греха», как сказал сотнику десятник незадачливого гуляки.

В крепости ее вначале приставили к кухне – в помощь Плаве. Но ненадолго: через два дня пришлось разбираться с дракой между ней и Евдохой, по слухам – из-за Швырка, к которому Бахорка попыталась мимоходом прижаться. Несмотря на то, что зачинщицей оказалась Евдоха, Плава хоть и оттаскала её за косы, но всё-таки предпочла оставить при кухне, а Бахорку пристроили к прачкам.

Не прошло и недели, как она снова отличилась: вечером, когда девки собрались на посиделки с парнями на гульбище, вдруг ни с того ни с сего туда же заявилась и новая холопка, что вообще ни в какие ворота не лезло. На нее поначалу и внимания особого не обратили – мало ли, может, по делу пришла или прислал кто. А она постояла в сторонке, оглядываясь, да вдруг подсела к одному из отроков, словно его суженая, чем ввергла его приятелей в веселье, девок в возмущенный ропот, а самого парня в немалое смущение, каковое он на ней и выместил, отвесив хорошую затрещину.

Пришлось вмешиваться наставникам, а девку за косу уволокла прочь Верка. Она же и доложила потом Анне, что Бахорка и впрямь напрочь не осознает некоторые вещи. То, что она теперь холопка, ей повторяли не раз, и пояс с неё сняли[4], но, похоже, она так и не поняла, что вести себя так же свободно, как раньше, ей нельзя.

– Что значит, не понимает? – оторопела Анна. – Пороли ее мало… Она что, блажная? Или бесноватая?

– Да нет, – хмыкнула Верка. – Не так чтобы. И на дуру вроде не похожа. Ну, чтоб слюни там текли, или билась головой, как Улька… Знаешь, Анна Павловна, – озадаченно покрутила головой Говоруха, – мне иной раз кажется, что она как не здесь живет. А к мужам и мальчишкам липнет не по распутству или бабьему голоду, а… ну, от всей души, что ли… На днях вон брякнула… – заржала вдруг она, – Мефодий, говорит, отучится, выкупит и женится на ней.

– Кто? – аж поперхнулась Анна. – Мефодий? А он тут при чем?

– Обещал, – воздев кверху указательный палец, глубокомысленно сообщила Верка, состроив торжественную физиономию. – Говорит, Лада благословила, и не ей воле Светлой богини противиться. Ага, где Лада и где наш торк…

На этом Верка не выдержала и снова заржала на всю крепость, всплескивая руками и хлопая себя по бокам.

Анна тогда применила единственно возможное в таком сложном случае средство, подсмотренное у Корнея:

– Пороть, пороть и пороть!

На том все вроде успокоилось, но, как выяснилось, как раз сегодня Бахорка опять отличилась. На этот раз она попалась под горячую руку Софье, ибо совершила немыслимое. Пользуясь отсутствием в крепости Анны и девичьего десятка – девки ушли заниматься рукопашным боем в дальний конец острова – она пробралась в пошивочную и примерила на себя одно из новых платьев. Даром что холопкам с них и пылинки сдувать не дозволялось. Софья ее там и обнаружила, после чего все, находившиеся поблизости, имели удовольствие лицезреть погоню разъяренной и вооруженной самострелом девчонки за растрепанной, в порванной рубахе и с хорошим фингалом под глазом холопкой, метавшейся по крепости в поисках убежища. К счастью, среди зрителей случился наставник Прокоп, быстро положивший конец этому циркусу, да и Софьин самострел оказался не заряженным, что облегчило ее, но не Бахоркину участь.

Едва удержавшись, чтобы не расхохотаться, Анна после доклада Макара только вздохнула.

– Да что ж с ней делать-то? Блажная ведь, как есть блажная. Уже и не знаю, как пороть – и так всю шкуру со спины спустили… Ладно! Пока эту дуру в самом деле никто не пришиб, отправить ее в стадо – доить да пастухам еду готовить. Коровы сейчас еще на вольном выпасе, пусть там с ними и обретается. Может, возле болота ей комары ума добавят? Ну, а потом что-нибудь придумаем. Больше ничего не стряслось?

К счастью, не стряслось. Просто случилось. Анну это мало касалось, хотя забот добавляло: Стерв, который до сих пор безвылазно пропадал в лесу со своими разведчиками, избывая расстройство от нечаянного надругательства над лешачьими нарядами, обнаружил, оказывается, двух беглецов из-за болота. Дед и мальчонка, оба христиане – видно, шли в Ратное, да с пути сбились. Деда задрал кабан – тот самый старый секач, который давно вблизи крепости бродил, но до сих пор ни на кого не нападал. Зверя разведчики подстрелили, а мальчонку, вместе с кабаньей тушей, доставили в крепость. Деда же увезли в Ратное – хоронить.