– Я просто не мог поверить, когда пришел на поминки Клер и услышал, что вы ушли одна – после всего, что произошло.

Гром заглушил его слова. Первый раскат был отдаленным, второй – сильнее и ближе.

– Мне надо было навестить больного.

Майор наклонился к ней.

– Тогда почему бы вам не поехать в фургоне?

– Вы знаете ответ на этот вопрос. – Она повернулась и пошла к каналу. Вода на дороге была холодной и грязной. Засунув ботинки под мышку, Эммануэль приподняла платье и нижнюю юбку, с неприязнью думая, что этот мужчина видит ее измазанные грязью ноги. Когда она уже подходила к заросшему травой берегу, майор внезапно произнес:

– Я знаю о Филиппе и Клер.

Эммануэль обернулась так резко, что чуть не уронила ботинок в канал.

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

Он подошел ближе. Гигантским белым зигзагом мелькнула молния. Зак заметил огонек гнева в ее глазах. Начиналась буря.

– Вы лгали мне. Снова.

Эммануэль хотела сказать, что это не так, но поняла, что спорить бессмысленно.

– Это уже не имеет значения. Филипп мертв.

Зак наклонился к ней и произнес с явной угрозой:

– Я спрашивал вас, кто спал с Клер Ла Туш, и вы сказали, что не знаете.

Его слова прозвучали грубо, но у Зака и Эммануэль не было желания придерживаться каких-то социальных условностей.

– Что вы думаете? – требовательно спросила Эммануэль. Холодный дождь заливал ее лицо. – Что я убила Клер за то, что с ней спал Филипп? – Она попыталась презрительно рассмеяться, но от холода получился только низкий невеселый звук. – Филипп переспал с половиной женщин Нового Орлеана.

– Это вас не оправдывает.

Эммануэль молча смотрела на него сквозь падающий дождь. Она сказала чересчур много, позволила затронуть личные, откровенные темы. Повернувшись, Эммануэль двинулась по берегу канала к мосту.

– Черт побери, Эммануэль! – крикнул майор ей вслед. – Если это так мало значит для вас, тогда почему же вы набросились на него со скальпелем?

Она остановилась. На этот раз Эммануэль поворачивалась очень медленно; было видно, как ей трудно говорить ровным голосом.

– Я была вне себя от ярости.

Со смешанными чувствами она смотрела на майора, видя, как складки у рта на его лице становятся глубже. Интересно, заметил ли майор, что стал называть ее по имени? Наверное, нет.

– Что там происходило? – спросил Зак. – Не лгите. Эммануэль неожиданно для себя улыбнулась:

– Я махала скальпелем перед ним и угрожала отрезать ему одну часть тела.

Майор усмехнулся, но тут же стал серьезным. Подойдя совсем близко, он испытующе глянул Эммануэль в лицо.

– Кто в прошлом мае мог сообщить о Филиппе? Кто мог выдать его миссию?

По ее коже пробежал холодок, дыхание на мгновение замерло.

– Не уверена наверняка, – произнесла она, глядя прямо ему в лицо, – но у меня есть подозрения. Слишком много совпадений в том, что произошло. – Она помолчала, наблюдая, как майор воспринял ее слова, и пытаясь угадать, что он о них думает. – Вы все еще считаете, что Филиппа убила я?

Зак отрицательно покачал головой:

– Махание скальпелем подходит вам больше. – Струйки дождя бежали по его щекам, от воды мундир из темно-синего превратился в почти черный. – Ну, теперь вы сядете в фургон?

– Нет.

Майор с досадой вздохнул и отвернулся. Эммануэль подумала, что уж теперь-то он точно оставит ее. Но Зак снова попытался убедить эту несговорчивую гордую женщину.

– Вы, похоже, не понимаете, что здесь происходит, – требовательно произнес он. – Кто-то убивает людей, связанных с больницей Сантера, – сначала Филиппа, затем Генри Сантера, а теперь Ла Туш. Остаются двое – вы и Ярдли, если только жертвами не станут сиделки. В этом случае опасность будет угрожать Гансу Спирсу, Рудольфу и другим.

Наступила пауза. Эммануэль слышала только шум дождя и удары собственного сердца.

– Я живу в постоянном страхе, – медленно произнесла она. – Любой больной тифом, желтой лихорадкой или даже простудой может заразить меня.

Сжав губы, майор молча смотрел на нее; его ноздри раздувались от глубокого дыхания.

– Я никогда не сомневался в вашем мужестве. Дело в другом.

Если бы Эммануэль была тщеславна, ей было бы чем гордиться – силой воли, образованностью, интеллектом. Мужчины всегда утверждали, что женщины не только слабы, но и не очень умны. Это дало им право устанавливать такие законы, которые не позволяли женщинам иметь собственность и голосовать, зато разрешали бить жен. Вспомнив об этом, Эммануэль резко повернулась, но поскользнулась на мокрой траве и потеряла равновесие. Ботинок выскользнул у нее из рук и упал на пологий скат канала у самой воды. Зак Купер быстро схватил ее за плечи и помог устоять на ногах.

– Мой ботинок! – воскликнула Эммануэль, поворачиваясь к майору.

– Стойте здесь, – приказал он. – Я его достану.

– Нет. – Эммануэль взяла его за руку, пытаясь удержать. – Вы можете упасть.

Он обернулся, на его лице появилась кривая ухмылка.

– Здесь не так глубоко. И знаете, я умею плавать.

Налетевший порыв ветра взметнул обтрепанные ленты траурной шляпки Эммануэль и дернул за поля офицерской шляпы Зака.

– Я не сомневаюсь в этом, майор. – Ей пришлось кричать, чтобы он расслышал ее слова в шуме ветра, дождя и мчащихся по каналу потоков. – Но в грязной воде много бацилл.

– Я знаю об этом.

– Тогда вы понимаете, почему не стоит здесь плавать. В канале полно нечистот и заразных болезней. А ваша рана еще не зажила.

– Я не упаду, – заверил майор.

Эммануэль стояла на высоком берегу, прижав второй ботинок к груди и наблюдая, как майор спускается вниз по направлению к воде. Зак прислушался к ее словам и двигался осторожно, стараясь не попасть в водный поток, полный нечистот из сточных канав города и прочих смытых ливнем отбросов.

Он уже добрался до края воды и взял ботинок. Но в этот момент по воде плыла бузина, вырванная с корнем. Эммануэль крикнула, желая предупредить, но ее слова потонули в шуме дождя. За что-то зацепившись, дерево развернулось и задело майора веткой. Потеряв равновесие, он с шумным всплеском упал в канаву. Когда вода успокоилась, на поверхности можно было видеть только покачивающийся на желто-коричневой волне офицерский головной убор.

Канал был неглубоким. Через мгновение над водой появилась покрытая грязью голова майора. Он громко выругался.