К 4 часам утра 9 февраля бригада заняла указанный рубеж.

Кроме того, 20-й танковый корпус получил задачу засадами танков и артиллерии перекрыть дороги, идущие на север и на юг от Казацкого и Тарасовки, 18-й танковый корпус — засадами танков перекрыть дороги в районе Топильна, 29-й танковый корпус в районе Сердеговки.

Силами инженерных и артиллерийских частей фронта в коридоре, отделявшем окруженные войска противника от внешнего фронта, были организованы противотанковые опорные пункты.

К исходу 10 февраля противник закончил свои приготовления к новому удару. В районе Ризина 1-я немецкая танковая армия имела группировку из четырех танковых дивизий, двух танковых батальонов и четырех дивизионов штурмовых орудий. 8-я армия, перегруппировав силы 11, 13-й и 14-й танковых дивизий, создала ударную группировку в районе Ерки, откуда она должна была нанести удар на Лысянку.

Одновременно командование окруженной группировки стягивало в район Стеблева для удара через Шендеровку на Лысянку части двух пехотных дивизий, тяжелый танковый батальон дивизии СС «Викинг», бригаду СС «Валлония».

11 февраля в 11 часов немецкие войска вновь перешли в наступление на внешнем фронте. Почти на всем протяжении внешнего фронта окружения завязались тяжелые бои. Несмотря на упорное сопротивление 47-го стрелкового корпуса, 1-я танковая дивизия генерала Колля ночью прорвалась в южную часть Лысянки.

12 февраля войска окруженной группировки нанесли удар из района Стеблева на юго-запад в надежде соединиться со своими танковыми дивизиями. На этом направлении завязались тяжелые бои, нередко переходившие в рукопашные схватки. В полосе 27-й армии силам Штеммермана удалось выйти в район Шендеровки, в результате чего расстояние между окруженной группировкой и танковыми дивизиями Хубе сократилось до 10–12 км. Немцам помогало отсутствие согласованных действий двух штабов, особенно на стыке фронтов, где вообще никто не представлял себе ясно общей картины. Заместитель начальника корпусной разведки Донского корпуса майор Жук в дневнике отмечал: «Дороги расквасило неимоверно. Грязь затекает за голенища. Артиллерия и танки отстали. Выручают лошади. Медленно, но упорно продвигаемся вперед. Хоть черт его маму знает, где теперь этот «перед». Мы уже бились фронтом на запад, на восток, на юг. Теперь наступаем на север. И все — вперед!»

Сталин был недоволен тем, как шел процесс ликвидации окруженных немецких корпусов. В специальной телеграмме, направленной в адрес Жукова, он указывал, что прорыв противника из района Стеблева в Шендеровку произошел вследствие следующих причин:

«Во-первых, не было общего плана уничтожения корсуньской группировки противника совместными усилиями 1-го и 2-го Украинских фронтов.

Во-вторых, слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена.

В-третьих, не было принято решительных мер к выполнению указаний Ставки по уничтожению в первую очередь стеблевского выступа противника, откуда вероятнее всего можно было ожидать попыток его прорыва…»

Скоординировать все эти вопросы и было прямой обязанностью представителя Ставки маршала Жукова. На что ему прямо указал Верховный: «Должен сказать Вам, что я возложил на Вас задачи координировать действия 1-го и 2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего Вашего доклада видно, что, несмотря на остроту положения, Вы недостаточно осведомлены об обстановке…»

Верховный Главнокомандующий 12 февраля, несмотря на возражения Жукова, ликвидацию окруженной группировки поручил Коневу, а Ватутину приказал сосредоточить усилия на удержании внешнего кольца фронта. Георгий Константинович понимал, что тем самым лавры победы уходят от его протеже Ватутина к Коневу, но сделать ничего не смог. Вскоре «координатора» отозвали: «…координировавший действия 1-го и 2-го Украинских фронтов Маршал Советского Союза Жуков не сумел организовать четкого взаимодействия войск, отражавших натиск врага, и был отозван Ставкой в Москву». Это я цитирую маршала М.В. Захарова, бывшего начальника штаба 2-го Украинского фронта.

Выполняя приказ Ставки, Конев снял с внешнего фронта 5-ю гвардейскую танковую армию и перенацелил ее корпуса на действия на наиболее ответственных участках: в районы Лысянки и Стеблева. Перегруппировка армии в условиях распутицы была чрезвычайно трудным делом. Поэтому Ротмистров приказал командирам корпусов все неходовые танки оставить на прежних рубежах, но непременно на буксирах перевести в назначенные районы 462-й истребительно-противотанковый полк. 49-й стрелковый корпус был передан в состав 53-й армии. Сюда же, совершив 120-километровый марш, прибыла 11-я гвардейская танковая бригада. Кавалерийский корпус выводился во фронтовой резерв.

В результате решительных мер положение в районе Лысянки и у Шендеровки было укреплено. Линия фронта вокруг окруженной немецкой группировки достигала 35 км. Весь «котел» имел в поперечнике не более 12 км. 14 января войска 52-й армии освободили Корсунь-Шевченковский.

К 16 февраля стало ясно, что спасательная операция 3-го танкового корпуса провалилась, наступление генерала Брайта захлебнулось в десяти километрах от цели. Окруженные войска к этому времени занимали лишь три населенных пункта — Шендеровку, Хильки и Комаровку. В этой ситуации Манштейн приказал Штеммерману прорываться на юго-запад навстречу 3-му танковому корпусу.

Все оставшиеся войска стягивались в район Шендеровки. Прорыв было решено осуществлять тремя колоннами на фронте 4,5 км. В первом эшелоне должны были действовать: в северной колонне — 112-я пехотная дивизия, в центре — 72-я пехотная дивизия со 105-м гренадерским полком, в южной колонне — танковая дивизия СС «Викинг» и мотобригада СС «Валлония». За первым эшелоном двигались остатки других дивизий. Артиллерию после израсходования последних боеприпасов планировалось бросить. 88-я и 57-я дивизии прикрывали отход. Были уничтожены штабные документы и личные вещи. Нетранспортабельные раненые оставлялись с медицинским персоналом на милость противника.

Советское информбюро придумало еще более страшную сказку:

«…Гитлер после провала попыток спасти окруженных немцев дал немецким войскам, попавшим в «мешок», еще один приказ, в котором требовал, чтобы окруженные немецкие солдаты и офицеры принесли себя в жертву… В упомянутом приказе Гитлера содержалась прямая директива о том, чтобы окруженные немецкие солдаты и офицеры кончали жизнь самоубийством, если их положение станет безвыходным… Раненые солдаты и офицеры по приказу немецкого командования умерщвлялись и сжигались».

Фронтовой корреспондент Борис Полевой, весьма далекий от военного дела, по поводу немецкого плана авторитетно рассуждал в своем дневнике: «…то, что вся эта утомленная масса людей двигалась в походе компактным строем, было безусловной ошибкой командования врага… И в самом деле, разве не проще было рассредоточить эти массы, растечься, растаять во мраке, рассеяться на десятки и сотни мелких групп, которые могли бы в подавляющем своем большинстве без большого труда просочиться сквозь заслоны, как вода сквозь решето? Часто с успехом делали так наши крупные части, которые были окружены в первый период войны. Однако так могли действовать только солдаты, вооруженные не только хорошей техникой, но и высокой идеей. Штеммерман знал своих солдат, знал, что они дисциплинированные и стойкие, когда офицер стоит у них за спиной и когда на них действует гипноз приказа. Но он знал, наверное, и то, что, когда он рассредоточит остатки своих частей, лишив их офицерского пистолета у затылка и страшного призрака гестапо за спиной, части эти превратятся в стадо и солдаты поднимут руки».