На втором этаже библиотеки девочка облюбовала себе стол; там Мара делала домашние задания. Возможно, на этот раз она, как Пиаже, убегала в упорядоченный мир; Мара старалась как можно меньше думать о матери, занимая себя сочинениями и задачами и постоянно подсчитывая свой средний балл. Неудивительно, что училась она на одни пятерки.

Иногда, чтобы расслабиться, девочка брала в аудиовизуальном отделе записи гипнотических сеансов — те, кто поднаторел в деле погружения в мир собственных фантазий, как правило, очень успешны в самогипнозе[294], — и, сдвинув вместе два квадратных мягких кресла, сооружала нечто вроде кушетки, где могла свернуться калачиком. Так же как она когда-то практиковалась «расщеплять» зрение, теперь Мара тренировала свой разум, обучая его делать то, что говорили голоса в записи. Один из таких голосов учил ее стирать мысли, словно мел на доске, и девочка лежала в креслах, закрыв глаза и мечтая о том, что ластик в ее голове наконец окажется сильнее слов, которые упорно всплывали в черноте обратной стороны ее закрытых век. Но больше всего ей нравились записи, которые помогли понять, кем она может однажды стать; это были управляемые медитации, благодаря которым Мара встречалась со своим будущим «я».

Тут стоит сказать, что для многих сверхнормальных людей самым доступным убежищем является именно их будущее. Для ребенка, который ведет среднеожидаемую жизнь, настоящее, как правило, означает возможность жить беззаботно и ни о чем особо не задумываться, а мысли о будущем нередко бывают пугающими и неопределенными. В отличие от благополучных детей, большинство сверхнормальных не страшат никакие перемены[295]; больше всего они боятся того, что их жизнь останется прежней. Они смело смотрят в будущее, потому что им нечего терять.

Таким образом, некоторым детям и подросткам с устойчивой психикой вроде Мары фантазии о будущем служат не просто средством отстранения от несчастливой реальности, но и являются проактивным способом подготовки к будущей борьбе. Именно тут совладание со стрессом, сосредоточенное на эмоциях, нередко начинает походить на совладание, сфокусированное на проблемах: на этом этапе реакции «бей» и «беги» объединяются. Готовность человека иметь четкое видение будущего способствует его дальнейшим достижениям и успехам[296], и подобное автобиографическое планирование[297] особенно важно для психологически устойчивых детей. Исследования неординарных индивидуумов — людей, с успехом преодолевающих серьезные трудности на жизненном пути, — показывают, что они склонны к уверенности в себе, целеустремленности и ориентированы на будущее[298].

Склонившись над любимым столом на втором этаже библиотеки, Мара часами корпела над учебниками, справочниками для поступающих в колледжи и картами далеких краев. Она нацелилась на одно учебное заведение из Лиги плюща не потому, что у нее там были знакомые, а потому, что много о нем слышала, и, судя по карте, оно располагалось очень далеко от дома. Библиотекарь распечатала для Мары информацию о поступлении, и девочка носила эти бумаги в рюкзаке, словно некий секретный, тщательно продуманный план бегства. Друг подарил ей брелок для ключей с логотипом этого колледжа, и Мара несколько лет носила его как талисман. «Этот мальчик был единственным в мире человеком, знавшим о моей мечте, и, когда он подарил мне брелок, это было похоже на то, будто он дал старт моей мечте, позволив относиться к ней с полной серьезностью, — вспоминает Мара. — До этого момента, думаю, это было не больше чем моя фантазия».

Чем конкретнее и реалистичнее образы будущего, тем лучше, а сверхнормальный ребенок иногда для начала просто сосредоточивает свои мысли, мечты и фантазии на определенной картине или моменте. На конкретной работе. На далеком большом городе. На тихом уютном доме. На безопасных, надежных взаимоотношениях. На квартире со швейцаром. На красном автомобиле. На хорошей школе. Для актера Алана Камминга это был набор пластинок, которые он однажды купил на сельской ярмарке и которые помогали ему в детстве весьма живо представлять, как в один прекрасный день он освободится от отца: «Они были для меня выходным билетом, — пишет Камминг об этих заветных пластинках в мемуарах “Не сын своего отца”. — Благодаря им я представлял себе мир, где ходят автобусы и такси и где мне, промокшему и продрогшему, никогда не приходится часами ждать в общественном месте, мучаясь от вопроса, когда у отца закончится свидание и он придет за мной, и придет ли вообще»[299].

В конце концов, для Мары таким выходным билетом стала усердная учеба в школе, но брелок с логотипом колледжа и справочник для поступающих, безусловно, тоже сыграли свою роль. Oни служили доказательством того, что где-то есть другая жизнь, что в мире есть другие места, куда она однажды сможет убежать раз и навсегда. Сидя за столом на втором этаже библиотеки и наблюдая, как внизу вращается мир, девочка, конечно, не знала, что, став взрослой, будет путешествовать по всему земному шару и со временем выполнит все, что планировала: окончит учебное заведение из почетной Лиги плюща и будет жить очень далеко от места, где родилась и росла. На тот момент — когда Мара планировала свое будущее и решала, в какую точку планеты отправится, — этого ей было достаточно, чтобы чувствовать, что она поднялась над своим нынешним миром и переместилась в другой, намного более счастливый.