Красная Армия не спеша продвигалась на запад. Польские и румынские войска сопротивлялись с упорством обреченных, но это не помогало. Слишком уж значительным был технический и численный перевес. Если ваш противник выставляет против каждого вашего солдата десять, каждого вашего орудия – двадцать, каждого вашего самолета – тридцать, а каждого вашего танка – добрую сотню своих, сопротивление совершенно бессмысленно. К сентябрю советские передовые части вышли к Брест-Литовску, а на Румынском фронте взяли Сирет, перевалили через Восточные Карпаты и уверенно продвигались в направлении Плоешти. Чехословацкая армия, теперь уже окончательно считающаяся чешской, так как словаки практически в полном составе умудрились перейти на сторону Красной Армии, держалась по линии границы между Чехией и Словакией. Советские военачальники пока не предпринимали никаких попыток всерьез атаковать чехов: согласно решению союзного командования, Чехия являлась зоной ответственности Ротевера, а немцы, не торопясь прогрызавшие чешскую оборону, помощи не просили.

Пожалуй, единственным местом, где Красный Союз мог праздновать настоящую серьезную победу, была Болгария. Эта небольшая балканская страна, битая во время Великой войны, неизвестно зачем решила остаться верной союзническому долгу и обязательствам Балканской Антанты. Болгарская армия, насчитывавшая около двухсот тысяч человек, после официального объявления войны даже не успела толком двинуться на фронт, как в самой Болгарии полыхнуло коммунистическое восстание. Димитров не напрасно возглавлял боевые организации Коминтерна, и не зря в составе военного крыла Коммунистического Интернационала болгарская группа была самой сильной и самой боевой. Так что нет ничего удивительного в том, что уже в июне тридцать шестого даже в столице Софии число подпольщиков-коммунистов едва ли не превышало численность полицейских…

…Две девчонки в развевающихся на легком ветерке летних платьях бодро шагали куда-то по софийским улицам. Одна помахивала букетом цветов, другая держала в руках небольшой зонтик от солнца.

Где-то у перекрестка раздались гудки автомобилей, и девчонки, подстегиваемые, как видно, извечным женским любопытством, припустили на звуки – только загорелые стройные ножки замелькали. Кто-то из прохожих с улыбкой провожал их взглядами, кто-то не обращал никакого внимания, занятый своими обычными делами. А кто-то поворачивался и шел следом: там ехал кортеж премьер-министра Болгарии Кёсеиванова[100], а на выезд начальства всегда приятно посмотреть.

Девочки подбежали к зданию правительства почти одновременно с подъехавшими. Георги Кёсеиванов вышел из открытого автомобиля, помахал рукой толпе и двинулся к парадному подъезду, у которого уже вытянулся в струнку швейцар, когда одна из девочек кинула ему свой букетик.

– Да здравствует Болгария! – крикнула она, и таким звонким и радостным был ее голос, что господин премьер остановился и ласково улыбнулся своей восторженной поклоннице.

В этот момент вторая девочка, которая сумела пробиться почти к самому Кёсеиванову, покачнулась, вскрикнула и чуть не упала. Должно быть, кто-то из толпы зевак неосторожно толкнул хрупкую рыжеволосую смуглянку. Она нелепо взмахнула рукой с зажатым зонтиком и чуть было не ударила им премьер-министра. Хотя, кажется, все же слегка задела…

Кёсеиванов с доброй отеческой улыбкой поддержал девочку за плечи. Она залилась краской, смущенно пролепетала слова благодарности и почти мгновенно растворилась в толпе – там, где секунду назад исчезла ее подруга. Премьер снова помахал толпе рукой и прошел в здание правительства. А еще через минуту на лестнице, ведущей на второй этаж, к залу заседаний, он внезапно почувствовал резкую боль в сердце. Хотел прижать руку к груди, но рука почему-то не поднялась. Хотел позвать на помощь, но голос пропал, а язык не слушался. Георги Кёсеиванов мешком завалился назад и покатился вниз по мраморным ступеням…

…Царь Борис III вышел из своей резиденции и пошел по аллее к воротам. Он решил прогуляться, чтобы подсластить себе ожидаемые неприятности от встречи с правительством. Несколько министров наверняка будут против вступления в войну против России и Германии – бывших верных союзников, но цена… Польша, Венгрия и прибалты поклялись, что Румыния вернет утраченную еще в Балканские войны Южную Добруджу, а Греция и Югославия – захваченное во время Великой войны по Нёйискому договору[101]. Отец потерял эти территории, а он войдет в историю как собиратель болгарских земель…

Борис не спеша шел по парку, любуясь деревьями. Он любил Врану[102], и особенно – ее парк. Здесь ему всегда было хорошо, в душе наступало благостное умиротворение. Вот только жаль, что прогулка так коротка. Вон уже и ворота, вон и его парадный автомобиль, вон и гвардейцы, взявшие «на караул»…

Выстрелы грянули неожиданно. На небольшом автофургоне внезапно откинулся борт с надписью «Зеленчуци-Плодове»[103], и по парку злобно рявкнул установленный в кузове пулемет. Первая же очередь буквально перерезала царя пополам, а вторая – смахнула гвардейский пост. Пулемет добавил еще – снова по царю, а грузовичок уже мчался прочь. На дороге остались лежать лишь несколько листков бумаги, на которых, несмотря на оседающую пыль, явственно читалось: «Висшият Революционен трибунал на Комунистическата партия на България…»[104]

Военный министр Болгарии генерал-майор Луков[105] одернул мундир и оглядел себя в зеркале. Он остался удовлетворен увиденным и повернулся к адъютанту, чтобы взять папку с документами, подготовленными для сегодняшнего заседания правительства.