Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтобы друг друга узнавать, – с готовностью пояснила Елена.
– Да мы друг друга и так узнаём, – рассмеялся Дионисий мелким приятным смешком. – Если только Граненыч не выходит за пределы необходимой и достаточной обороны против магии Чернослова.
– Никуда я уже пять дней не выхожу, – слегка обиженно буркнул Митроха. – У меня всего полштофа осталось, беречь зелье надо.
– Нет, вы не поняли! – замотала головой царица. – А вдруг, к примеру, вы вернетесь, а я под чарами колдуна буду? Или он вместо меня кого другого посадит и глаза вам отведет, что вы и не подумаете, что это не я? Или вдруг Граненыч вернется к тебе, Дионисий, когда вы где-нибудь во дворце промышляете, а это и не он вовсе? Как ты узнаешь, что он – это он?
– Если я – это не ты… Ты – не она… Он – не он… Или это я – не он?… – наморщив лоб в мучительной потуге воспроизвести только что услышанное, мутным взором уставился на Елену истопник.
Библиотечный не стал пытаться делать даже этого.
– Это всё… – уже почти с осязаемой неприязнью кивнул он на розовый фолиант, – там написано?
Елена с несчастным видом кивнула.
– Ну хорошо. Какие заветные слова нам нужны? – украдкой вздохнул и терпеливо заглянул царице в глаза хозяин библиотеки.
Елена снова лихорадочно залистала пухлый том.
– Сейчас… сейчас… сейчас… Ага!.. вот. Приложение шесть. Нашла. Шапкин-Невидимкин пишет, что если один конспиратор пришел к другому, то первым делом он должен спросить, продается ли у того лукоморский шкаф.
– Но у меня нет… – развел было руками хозяин библиотеки.
– Это неважно, – нетерпеливо прервала его царица. – А вы должны ответить: «Шкаф уже продан, но осталась двуспальная кровать с балдахином».
– Но у меня нет!..
– А я должна сказать, – уже не обращая на протесты, настойчиво продолжила она, – что кровать мне не надо, мне ее ставить некуда.
– И уйдешь? – недоуменно захлопал глазами Дионисий.
– А шкаф есть куда? – не для публики, себе под нос ворчливо пробормотал истопник, чувствуя, что начинает тихо ненавидеть Ю.С. Шапкина-Невидимкина.
– И войду, – упрямо закончила царица, не расслышав или не пожелав расслышать ремарки Митрохи.
– Но если тебе не надо двуспальную кровать… – недоуменно нахмурился библиотечный.
– Честно говоря, я и сама это не очень понимаю… Но может, это объясняется в пятом уроке… Только у меня уже никаких сил нет его читать, – извиняющимся тоном призналась царица и вздохнула. – Голова – как деревянная…
И тут же испуганно спохватилась:
– Как ты думаешь, я ничего не перепутала?
– Да нет, все хорошо, все правильно, – взял ее нежно, как больного ребенка, за руку библиотечный. – Ты молодец – такую полезную книжку отыскала. А сейчас я тебе заварю чай со смородиновым листом и мятой, ты отвлечешься, попьешь и ляжешь почивать.
– Наверное, я неправильно объяснила…
– Мы все поняли, все чрезвычайно интересно, спасибо, голубушка, – торопливо поддержал его Граненыч. – Ты поспи, отдохни, не волнуйся, все будет хорошо. Потом заветные слова нам перепишешь, учить будем с Дионисием.
– Я рада, что хоть чем-то нам помогла… – с облегчением улыбнулась Елена и утомленно откинулась на подушки. Глаза ее сами собой незаметно сомкнулись, и она тут же провалилась в неспокойный сон, полный бородатых Шапкиных с невидимками, скачущих на двуспальных кроватях с развевающимися балдахинами, спасаясь от неуловимых, но мстительных железных орлов сопротивления.
Дионисий тихонько вынул из разжавшихся пальцев царицы розовый том, как берут неразорвавшуюся гранату, и спрятал ее в самом дальнем, самом пыльном шкафу своей библиотеки.
Часть конской упряжи для люльки Граненычу и Дионисию удалось добыть без особых происшествий.
На то, чтобы найти склад, в котором хранились веревки, веревочки, бечевки и канаты ушло немного больше времени, чем они предполагали, но и с этим лихая парочка, начинавшая уже понимать друг друга с полуслова, справилась. Но и в этот коридор путеводная книжка была заложена, ключ из запасной связки, хранившейся под половицей у Варвары-ключницы, украден, и процесс пошел полным ходом. Бечевки, шнуры и веревки перекочевали в тайные апартаменты оборонного командования в библиотеке, были самым тщательным образом измерены, и Граненыч, никому не доверяя, принялся сплетать их в одну большую, длинную, прочную змею.
Когда работа была окончена, оставалась одна, последняя деталь их плана – кошка.
Набег на кузницу планировался оборонным командованием по обычному сценарию.
Пройдя Путем Книги почти до черного хода – в нескольких метрах от него, в чулане с совками, ведрами и вениками на полочке пылилась позабытая кем-то давно пачка лубков – Граненыч под прикрытием рано спустившихся осенних сумерек неторопливо направился через двор к кузне.
Как он и предполагал, работа там уже закончилась, а марионетки-кузнецы и их подручные организованной толпой ушли по квартирам. Дверь кузницы была заперта на тяжелый дубовый засов.
Митроха, мгновенно оценив на глаз его вес и свои возможности по подъему таких тяжестей,[30] решил для начала совершить обход всей кузни.
Удача не отвернулась от него и на этот раз. Пятое от входа окно было не заперто – просто прикрыто, и он смог почти без труда пролезть внутрь.
Как-то летом он заглядывал сюда навестить внука своего приятеля, Гриньку. И тот, гордясь первым рабочим местом, провел упиравшегося тогда истопника по всем углам и закоулкам огромной древней кузни, показывая без остановки и исключения все чуланчики, шкафчики, полочки и ниши, куда поколения запасливых кузнецов и их подмастерий сваливали, складывали и собирали все, что могло еще когда-нибудь и кому-нибудь хоть теоретически пригодиться.
И вот звездный час одной такой вещицы настал.
Недолго поблуждав наощупь по кузнице – хоть и разошлись все по квартирам, и тишина стояла мертвая кругом, а все же лампу или свечу палить было боязно – Митроха нашел то, что хотел: чулан. А в самом переднем углу – закорюку на три крюка с зазубринами, скованную, по преданию, восторженно выпаленному чумазым Гринькой, их мастером в пятилетнем возрасте. Вот она, лежит, милая, пылью припорошенная, ржавыми островками покрытая, но крепкая, надежная.
Годная к царской службе.
«Кис-кис-кис», – прошептал он, пряча ее в мешок, и улыбнулся, вспомнив первую реакцию царицы на слово «кошка».
Вот и все. Сегодня, где-нибудь после полуночи, когда всё наконец будет готово и дворцовый люд после трудов праведных[31] успокоится, можно будет и начинать.
А дальше…