Большинство населения города было убито сразу, горстку уцелевших казнили чуть позже. Было велено добивать даже раненых.

Единственным желанием Энрике после этой бойни было поскорее покинуть мертвый город. К сожалению, кровавая жатва значительно ослабила дисциплину; несмотря на приказ, некоторые солдаты все еще рыскали по Галере в поисках уцелевших сокровищ.

Энрике убедился в этом, когда, проезжая по улице, случайно увидел, как двое мужчин волокут в дом бесчувственную девушку. Их намерения не оставляли сомнений. Молодой человек спрыгнул с коня и бросился следом, чтобы спасти беспомощную жертву.

Это оказалось не так-то просто: озверевшие солдаты не желали слушаться приказаний, и Энрике пришлось вытащить шпагу. Пара ругательств и угроза оружием сделали свое дело: солдаты оставили девушку и покинули дом.

Молодой человек склонился над ней. Это была совсем юная девушка, одетая в небесно-голубое, шитое серебром платье и шаровары. Легкая, как лепестки цветка, шелковая одежда была измазана кровью, к счастью, чужой, и местами порвана, вероятно, руками насильников.

Энрике понятия не имел, что с ней делать. Девушка должна была разделить участь других жителей Галеры, но он не мог этого допустить. Молодой человек поднял на руки легкое как пушинка тело и перекинул через седло. Хорошо, если его никто не увидит, иначе у командования могут возникнуть вопросы.

Энрике по-прежнему жил в походной палатке, хотя в городе было полным-полно опустевших домов, в которых имелось все необходимое. Однако при мысли о том, что он поселится там, где совсем недавно жили люди, которые теперь были мертвы, его охватывал суеверный страх. Эти диваны еще хранили тепло тел прежних хозяев, а стены помнили их голоса.

Молодой человек опустил девушку на складную кровать и налил в чашку воды. Энрике видел, что незнакомка пришла в себя, но не хочет или не смеет взглянуть на него или подать голос. Когда девушка наконец открыла глаза, он протянул ей чашку, но перед этим сказал:

– Не бойся. Они ничего не сделали. Не успели. Здесь ты в безопасности, во всяком случае пока. Хочешь пить? Возьми.

Мариам дрожащей рукой взяла чашку.

– Ты говоришь по-испански? Как тебя зовут?

Немного помедлив, она еле слышно ответила:

– Мария.

Желая подбодрить ее, молодой человек улыбнулся.

– Красивое имя. Я – Энрике Вальдес. Как тебе удалось уцелеть? Ты где-то пряталась?

– Да, – сказала Мариам и добавила: – Я бы хотела разыскать своих родных.

В голосе девушки звучала безумная надежда, и Энрике стало не по себе.

– Мне жаль говорить тебе правду, но я должен это сделать. Скорее всего, из всех жителей Галеры уцелела только ты. Остальные убиты и казнены.

По телу Мариам пробежала дрожь. Девушка не закричала, не заплакала, а спокойно произнесла:

– Мы находились под покровительством сразу двух Богов, но ни один из них нам не помог. Наверное, они поссорились на Небесах? Должно быть, там тоже идет война?

Энрике было нечего ответить, между тем Мариам поднялась и оправила платье. Молодой человек наблюдал за ее движениями, изящными и точными, как у танцовщицы или жрицы, любовался безупречной линией рта, изогнутого, словно лук, и нежного, будто цветочный бутон. Только полные неутолимой печали и свинцовой тяжести глаза выдали постигшее ее горе: то были глаза пожилой женщины на прелестном юном лице.

– Я должна идти, – обреченно произнесла она.

– Куда ты пойдешь? В моей палатке тебя никто не найдет и не тронет. Позже я попытаюсь отправить тебя туда, где живут твои единоверцы.

– Я христианка, – промолвила девушка, глядя прямо перед собой.

– Все знают, что вы приняли чужую веру по принуждению и тайно исповедовали свою, – мягко возразил Энрике.

Мариам тяжело вздохнула.

– Потому нас не защитил один Бог и отверг другой.

– Перестань об этом думать. Давай я принесу тебе поесть. А еще тебе нужно переодеться. Твое платье испачкано кровью.

– Это кровь моей матери и сестры. Пока на мне это платье, со мной остается хотя бы какая-то частичка моих родных.

Энрике содрогнулся, услышав этот простой и страшный ответ.

Мария провела в его палатке несколько дней. Она держалась тихо и незаметно и не требовала к себе никакого внимания. Ее привычный мир был разрушен, она потеряла дом, семью, все, чем жила с рождения, и совершенно не знала, что теперь делать. Она нравилась Энрике, но он не представлял, чем может помочь бедняжке. Возвращаясь вечером, он всякий раз думал о том, что она способна исчезнуть, уйти, но девушка была на месте: молча сидела в углу, уронив руки на колени и глядя в одну точку. Мария покорно съедала ужин и ложилась спать. Она спала, не меняя позы, и Энрике спрашивал себя, снятся ли ей какие-нибудь сны.

Он принес ей чистую одежду, которую, зайдя в какой-то дом, нашел в сундуке. Там же лежали простенькие девичьи украшения, на которые не позарились солдаты и которые Энрике тоже не осмелился взять. Он прихватил только изумрудно-зеленое, как трава, платье и такие же шаровары, да еще обшитый золотыми монетками, розовый, как заря, платок, подумав, что, возможно, эта вещь немного порадует девушку.

Молодой человек испытал невольное облегчение, когда наконец сумел принести Марии какие-то вести.

– Королевский совет под председательством Великого инквизитора кардинала Эспиносы принял решение переселить часть проживающих в Гранаде морисков на север Испании. Нелегко отправляться в ссылку, но все-таки это не смерть. Я найду людей, которые проводят тебя. Ты окажешься среди своих.

Она посмотрела на него пронзающим душу взглядом.

– Но ведь жителей Галеры убили?

– Там будет население других городов. Кто-нибудь о тебе позаботится.

– Кому я нужна!

– Я дам тебе денег, тебе хватит на первое время, – сказал Энрике, подумав о том, насколько пополнились карманы испанских офицеров и солдат после разграбления Галеры.

Девушка покачала головой.

– Их все равно отберут по дороге. – Потом спросила: – А вы? Что будете делать вы?

– Вернусь домой.

– Где вы живете?

– В Мадриде.

– Это красивый город?

– Да, большой и красивый.

– Наверное, он будет стоять всегда.

В ее словах не было ни иронии, ни вопроса. Энрике попытался вспомнить, где и у кого он видел такое каменное выражение лица, тяжесть, спрятанную глубоко внутри, и вспомнил. Индейская женщина, служанка инквизитора, тоже лишенная родины, вынужденная жить на чужбине. Похоже, горе иссушило ее душу и вместе с тем наделило непонятной силой. Подумав об индианке, молодой человек вспомнил о Паоле: эта рана еще не зарубцевалась и болела. Теперь Энрике не был уверен, что по-настоящему любил эту девушку, но мысль о том, что его сумели выставить подлецом, до сих пор не давала ему покоя.