Завершив массаж, она собрала тарелки, чтобы отнести их в раковину, но вдруг резко опустила стопку на стол; тарелки звякнули так, что Руссель вздрогнул. Людивин выразительно постучала пальцем по столу и с напором произнесла:

— Нужно все ему рассказать, Кло-Кло. Все начистоту.

Руссель, закусив губу, молча смотрел на жену. Она взяла его за руку и уже мягче сказала:

— По-моему, он очень симпатичный, этот молодой человек. Он поймет. Пусть лучше узнает про все от тебя, правда? — И, энергично кивнув, сама подтвердила: — Так будет намного лучше.

В полдневном, густом от жары воздухе — ни ветерка. Взобравшись на приставную лестницу, Макс сражался со спутанными плетями глицинии, норовившей без приглашения заползти в дом через окно второго этажа. Кристи уехала искать хоть какую-нибудь газету на английском языке, мадам Паспарту, справившись с кошачьей драмой, развешивала белье на веревке, которую натянула в углу теннисного корта.

Тишину нарушило тарахтенье въезжавшего во двор фургона. Первым из фургона, как всегда, выскочил Тонто и немедленно помчался облаивать лестницу, после чего прилежно обнюхал ее и нахально поднял заднюю лапу. Руссель вяло выбранил пса, не спуская глаз с фигуры, темневшей на фоне бледно-голубого неба.

— Месье Макс, можно вас побеспокоить?

Макс спустился вниз, они пожали друг другу руки.

— Мне надо с вами поговорить, — выдавил Руссель, дергая себя за ухо и с трудом подыскивая слова. — Про тот дальний участок. И кое-что вам показать. — Он мотнул головой в сторону фургона. — Если у вас есть время, можем съездить прямо сейчас.

Без лишних слов они покатили в сторону деревни, но потом свернули на узкий проселок и вскоре уперлись в длинный сарай без окон, встроенный в невысокую складку грунта. Двойные двери сарая были заперты на засов с висячим замком.

— Cave, — проронил Руссель. — Вы его еще не видели.

— А я думал, вы отвозите виноград прямиком в coopérative[136], — сказал Макс.

— Не весь, — признался Руссель. — Об этом я и хотел с вами поговорить.

Тонто немедленно выскочил из фургона и принялся кататься в пыли, с наслаждением тереться о гравий спиной. Макс наблюдал за псом, а Руссель тем временем распахнул двери сарая. Нырнув в непроглядный мрак, он включил свет и поманил Макса рукой.

После жары воздух в сарае казался почти холодным и слегка отдавал сыростью, дубильной кислотой и затхлостью. Грубый бетонный пол пересекала дренажная канава, вся в винных пятнах. По обе стороны от нее, на бетонных лавках рядами лежали помеченные мелом бочки; смысл этих помет был ясен лишь самому виноделу. Б углу возле двери стоял шаткий жестяной столик, на нем — несколько газет, два замызганных стакана и длинный стеклянный шприц с резиновой грушей размером с кулак на конце. На стене висел на ржавом гвозде календарь с фотографиями юных девиц, в приступе исступленного восторга зачем-то нежно обнимающих тракторы.

Макс с интересом огляделся, не зная, стоит ли ему комментировать ситуацию. Руссель тем временем протер носовым платком грязные стаканы, придвинул к столу два стула явно преклонного возраста и жестом пригласил Макса сесть. Затем притворил одну створку двери, чтобы не слепил бьющий снаружи яркий свет, со вздохом стянул с головы кепку и сел.

— Месье Макс, — начал он, — как вам известно, я работаю на виноградниках Ле-Гриффон уже тридцать лет, с тех самых пор как ваш дядюшка купил этот дом. За эти годы я много раз просил месье Генри заменить лозы, ведь многие из них состарились и стали ни на что не годны еще до того, как ваш дядя сюда приехал. — Безжалостно теребя кепку, он опустил глаза. — Только до этого так и не дошло, то одно, то другое. На будущий год, говаривал он, на будущий год займемся. Ну а меня все не оставляла одна мыслишка: на том участке, за каменной стенкой, можно получить славное винцо. — Руссель смолк и, покачав головой, поправился: — Да чего там, я точно знал, что можно. Почва каменистая, место удачное и уклон хороший, не слишком крутой. Словом, то, что надо. Я сказал об этом вашему дядюшке — лет уж пятнадцать тому назад, — но он интереса не проявил, а может, у него не осталось денег после ремонта крыши. Что-нибудь вечно требует денег. В конце концов я решил заменить лозы сам, на свой страх и риск. У нас с Людивин кое-какие денежки были отложены.

Несколько мгновений он, подняв брови, молча смотрел на Макса, явно ожидая его реакции.

— Старик небось порадовался?

Руки Русселя продолжали терзать кепку.

— Вообще-то я ему толком так и не рассказал про свою затею. Он думал, я сажаю обычные лозы, но мне хотелось вырастить что-то особенное. Он и не подозревал, что я насадил там лучшие сорта каберне совиньон и немножко мерло. Про это ни одна живая душа не знала. Во Франции с такими вещами строго. Куча всяких правил, рогаток, чиновники из министерства сельского хозяйства, qui se mêlent à tout[137]— требуют налоговую декларацию на каждую веточку, на каждый опавший листик. Невыносимо. — Он пожал плечами. — Проще вообще ничего не говорить.

Он решительно встал, взял со стола шприц и направился к бочкам. Выбив из одной затычку, он вставил шприц, набрал несколько дюймов вина и вернулся к столу; осторожно сжимая резиновую грушу, налил по полстакана и посмотрел один на свет.

— Bon. Ну, пробуйте. Только имейте в виду, вино еще молодое.

Под пристальным взглядом Русселя Макс поднял стакан; он все еще чувствовал себя новичком в дегустации вин. Но сделав глоток и ощутив во рту яркий, восхитительный вкус, даже он понял, как сильно этот напиток отличается от обычных вин Люберона. Вот когда Максу захотелось припомнить что-нибудь из витиеватых выражений Чарли. Впечатление было настолько сильным, что Макс даже забыл выплюнуть вино.

— Потрясающе, — он поднял стакан, чествуя Русселя. — Поздравляю.

Но Руссель его словно и не слышал:

— У нас тут такого вина никто не производит. Но я-то понимал, что есть одна закавыка: я не могу его продавать, во всяком случае легально, потому что не подавал декларации на лозы каберне и мерло. Тогда я обратился к нотариусу Озе за советом, надеясь, что она отыщет для меня какую-нибудь petite lacune[138]в законе. Она в таких делах дока. — Он отхлебнул вина, несколько секунд подержал его во рту и выплюнул в дренажную канаву. — Тогда все и началось. Правда, отыскала она не лазеечку, а покупателя, который готов был каждый год забирать все вино до капли по хорошей цене и платить наличными — причем без всякой бумажной волокиты, налоговых поборов и лишних вопросов. Я не устоял. Поймите: у меня жена, дочь, сам я уже в преклонном возрасте...

Он смотрел на Макса печально и виновато, как старый гончий пес, застигнутый in flagrante[139]с бараньей отбивной в зубах.